Чернобыль-30. Гдень — на краю беларуской цивилизации

После взрыва на Чернобыльской АЭС именно Беларусь пострадала больше всего. Никто не оспаривает данных, показывающих, что на нашей земле осталось около 70% всех чернобыльских выбросов. Вскоре после взрыва была установлена «Зона отчуждения». В ней было определено три контролируемых территории: особая (промплощадка ЧАЭС), 10-километровая и 30-километровая зоны. Всех жителей этих территорий принудительно переселяли вглубь страны. 

Деревня Гдень, в которую группа журналистов отправилась ранним утром из Гомеля, находится в 15 км от Чернобыля и в 23 км от ЧАЭС. Жителей этого населённого пункта отселяли дважды: в 1986 и в 1991 годах.

Брагин. Фонит на пределе безопасного

Первым пунктом нашей остановки стал город Брагин. Напротив главной площади, со стандартным атрибутом памятником Ленину, установлен памятник Игнатенко Василию Ивановичу — ликвидатору аварии на ЧАЭС, который работал пожарным на станции и принимал участие в тушении энергоблока в ту самую ночь трагедии. За бюстом Героя Украины своеобразная стена с упоминаниями населённых пунктов, которые были отселены после катастрофы. Дозиметром замеряем фон рядом с площадью — 20 микрорентген в час. Глядя на дозиметр, начинаю переживать по поводу фона в пункте назначения.

Справка: до 20 микрорентген в час — это наиболее безопасный уровень внешнего облучения тела человека.

Несколько фотографий на память, и мы спешим на обед в город Комарин, самую южную точку Беларуси. По дороге нас останавливают пограничники, проверяют документы, и мы без проблем двигаемся дальше.

Пограничный пост «Наш дом», магазин, пожарная часть на 2 автомобиля, главная улица с несколькими заброшенными домами и обед — это всё, что удалось запечатлеть в Комарине.

Гдень? На краю вселенной

При отселении Гдени большинство жителей так и не вернулось. Сейчас здесь меньше 200 человек, в лучшие времена было около 600. Хотя сложно сказать, что деревня вымирает, учитывая тот факт, что в других областях есть пункты на карте, где живут всего по несколько семей.

Когда-то это место было центром колхоза «Красная Украина» (хотя и раньше располагалась в Беларуси). Тут были все условия для развития жизни: средняя школа, Дом культуры, библиотека, фельдшерско-акушерский пункт, отделение связи, мастерская бытового обслуживания, 3 магазина. Сегодня тут… ничего. В прямом смысле. Все постройки снесли и закопали. Последний магазин закрыли в начале 2016 года, теперь только автолавка приезжает 3 раза в неделю.

Детей, а их тут 17, автобус возит в школу Комарина. Рядом лес, речка Брагинка и поля. Пустые дома с неизвестной периодичностью сносят и закапывают, сделать всё сразу не хватает денег. Да что говорить, недавно даже фонари на главной улице перестали включать. Экономят, наверное, говорят местные жители.

А ведь тут и памятник археологии железного века (даже табличку установили, что охраняется государством), и само местечко с историей: в 16 веке упоминается как деревня в Польском королевстве.

«Богу нада верыць і жыць»

В Гдени нас встретили сороки и житель первой «хаты с краю» Анатолий. Судя по разговору, гости тут бывают редко, поэтому нас с удовольствием пригласили к себе поговорить. Про Анатолия уже писали журналисты, это он через дорогу от своего дома вырыл пруд и высадил целый парк. Говорит, что это лучшее занятие для него.

Работы в деревне нет, Анатолий ухаживает за своей мамой, которая уже ничего не видит, и садом. Радиацию мать с сыном не ощущают и уверены, что жить в деревне безопасно для здоровья:

— А как эта можна? Радіяцыю не пашчупаць рукамі, не ўнюхаць. А здароўе разве толька ад радыяцыі завісіць? Эта наследственнасць, образ жызні, пітаніе і ешчо, хочаш ты жыць на этам месцы ілі не хочаш. Ад настроя чалавека завісіць – будзеш жыць тут ці не будеш. Богу нада верыць і жыць, — уверен Анатолий.

Проходим в дом, все стены увешаны православными иконами, которые собирает хозяин. О боге в забытом им же месте Анатолий может рассуждать часами. Действительно, в таком месте тяжело не верить хоть во что-то.

Благодарим за гостеприимство и движемся по главной улице вглубь деревни.

«Нас проста высялялі на тры дня»

Дорога асфальтированная, но уже с большими ямами. Слева фундамент на выжженной земле, справа пустырь и несколько заброшенных хат.

Ещё через метров 200 замечаем невысокого мужичка, который копается в своём небольшом по местным меркам огороде. Знакомимся, заводим разговор. Дед Женя, 62 года уже давно живёт только с кошкой.

Вспоминает, как что было в апреле 1986 года:

— Сразу пасля ўзрыва нас пачалі адсяляць. У Скураты, за Брагін. Наш калхоз там быў. Міліцыя прыехала і прынудзіцельна выселілі. Усё загарадзілі.

— А рэчы дазволілі забраць?

— Ну да. Жывотных тожа туда перавезлі, а патом назад пазабіралі.

— А дамы на новым месцы для вас былі пабудаваныя?

— Не, нас проста высялялі на тры дня, а палучылась, што мы там засталісь на паўгода…

— А чаму вярнуліся? Вам дазволілі пераехаць?

— Хто хацеў, той уехаў, а хто не – асталісь. Вярнуліся з калхозам полнасцю. Патом апяць усе раз’ехалісь, разбеглісь.

Дед Женя говорит, что земли тут, сколько хочешь, бери и разделывай, но ему не надо. Небольшого участка с картошкой хватает. Показывает на свой подоконник, там уже помидоры в ожидании пересадки на улицу, ещё огурцы. Обычная еда: борщ из щавеля с косточкой или сушеной рыбой. Пенсия небольшая, всего 1,7 миллиона рублей. Да и этих денег уже давно полностью не выплачивают. Несколько месяцев назад деда задержали в заповеднике, когда рыбачил. Теперь из пенсии высчитывают половину, хотя бумаг никаких не приходило, уверяет Женя. Хорошо, что можно сходить к друзьям, и там перекусить. Денег-то не хватает совсем.

На жизнь не жалуется, в последний раз обращался в больницу несколько лет назад, когда разбирал соседний дом на стройматериалы, упал и сломал пару рёбер. Про ощущения радиации ни слова, все живут — и ничего.

Дед Женя объясняет, как пройти к Светлане, которая «всэ роскажэ«. На всякий случай садится на велосипед и едет с нами, чтобы не ошиблись хатой. Правда, ошибиться трудно, тут их не так много.

«Усе прэзіралі нас, у вочарадзі ў магазіне ўцякалі – думалі, мы заразныя»

Подходим к калитке и замечаем молодого парня, который во дворе занимается трактором. Как оказалось, это Женя — внук Светланы и Евгения Шпетных. Эта семья в Гдени — «заможные крестьяне», именно к ним приходят со всей деревни за помощью в посадке и уборке урожая. Ещё бы, столько техники во дворе!

Нас интересует тема Чернобыля, об этом и стараемся узнать у хозяйки, которая через минуту появилась рядом.

Ещё мгновение — и мы уже внутри хаты рассматриваем фотографии семьи и вещи, которые лежат в комнатах. Новый дом и новая история.

— У 86-м гаду нас адсялілі, і праз шэсць месяцаў вярнулісь, — вспоминает Светлана.

— Вы не хацелі выязджаць?

— Не, людзі проціў былі. Начальства первае ўехала, скот выгналі, усё забралі…Куда было дзявацца?

— А вам гаварылі, з-за чаго вас высяляюць?

— Высялялі, сказалі, да восені і абратна. Падсялілі па Брагінскаму раёну па дзярэўнях, скот, усё вывезлі, тут стаялі пасты, ніхто нікога не прапускаў. Патом восенню ўсе вярнулісь назад: калхоз вярнуўся назад, скот назад, кантора назад, рабочыя назад, усе работалі.

— А чаму вярнулісь?

— Пагана было. Усе прэзіралі нас, у вочарадзі ў магазіне ўцякалі – думалі, мы заразныя. Усе лучшыя прадукты – сваім жыцелям, а нам — што асталась.

— А як вы лічыце, зона адсялення – гэта правільна?

— Гдзе-та, наверна, і правільна. Проста нада было не браць гэты радзіус 30 кіламетраў, а ісследаваць сначала. Можа, нада было і выселіць дзярэўні, гдзе ёсць радыяцыя, а гдзе не – нада было аставіць. Тут чыстыя землі.

— Адкуль вы ведаеце, што чыстыя?

— А мы правяраем. Малако ў нас правяраюць, картошку правяраюць, прыязджяюць із Мінска.

— А вы баіцесь радыяцыі? Вы балееце?

— Не, у этам гаду дажэ грыпам у нас у дзярэўні пачці ніхто не балеў. І да радыяцыі людзі балелі. Бальшынство тых паўмірала, хто паехаў адсюль. Вот у чысцейшую зону паехалі, ужэ там жыцелей з этай дзярэўні асталіся едзініцы.

— А чаму так?

— Не знаем. Ва-первых, што нервы, наверна, нервны стрэс, перажыванія. І ўсе прывозят хараніць сюда. Перад смерцю ўсе заказваюць сюда, на Родзіну. Значыць, у іх душа баліць. Еслі суждзено, памрэш і там. Сын наш у запаведніке работает, там есць дзярэўні адсялённыя, дзе людзі ваабшчэ не жывуць. Часта прывозяць мёртвых людзей, жыцелей месных, і там харонят.

Украінская дзярэўня радам – жывут людзі, Парышаў – жывут людзі. Пускай жывут, сваі годы дажывают. Ёсць такія дзярэўні, дзе выселілі, усё загрэблі, вазврашчацца некуда. Прыехаў раз у год на кладбішча, павідаў ды паехаў. А так усё цяне.

— А вы зарабляеце тым, што вырошчваеце тут?

— Канешна. Картошку здаём, у том гаду 12 тон здалі ў Брагінскае Райпо. І сын здаваў, і дочка здавала картошку. Картошку па 1200 прынімалі, патом па 1000. Прадаюць па 5000, а прынімаюць па 1200. Эта Райпо нада было разагнаць даўно Брагінскае, ад Хойнік, там бы саўсім другое дзела было. Лісічкі бярэм, здаем ягады, чарніку, возім у Чарнігаў.

— Але лічыцца, што зямля тут забруджаная і нельга збіраць грыбы і ягады?

Няпраўда. У мяне ў Падмаскоўі, у Адзінцова, дзядзька родны жыве. Прыязджаў к нам, браў у нас яблакі, грыбы сухія на аналіз, чарніку. Паказала вяздзе дапусцімую норму. Патом у нас яшчэ ва Украіне, ва Львове, сястра мая дваюрадная. Её мальчык забалел глазамі, сказалі чарніку … Но у ніх там чарнікі нету, гдзе ані жывут. Вот ана прыслала пісьмо, мы цэлую пасылку, 8 кілаграм, чарнікі выслалі. Ана праверыла – норма тожа была дапусцімая. І вот пастаянна мы туда высылаем. После аварыі ў нас бралі аналізы карма – сенаж і траву. У сраўненіі з Брагінскім раёнам у дзярэўні Гдзень самыя чыстыя карма былі. Бралі з Мінска прыязджалі. Радзіус 30 кіламетраў узялі, дуракі, і выселілі, а нада было не высяляць.

Пока мы беседовали, хозяин бросил дела и по нашей просьбе сыграл на гармони. Правда, играл недолго: «Рукі баляць, летам столькі работы, што не да гармоні і отдыха,» — объясняет Евгений.

Выходим на улицу и делаем небольшой обход владений семьи Шпетных. А посмотреть есть на что: кирпичная котельная, которую выкупили у государства под свои нужды, рядом дом с заколоченными окнами. «Этат дом маёй первай учительніцы. Купілі, каб храніць памяць пра чалавека. Каб не знеслі яго і не разабралі на дровы,» — рассказывает Светлана.

Муж Светланы ведёт дальше к сажалке, которую вырыл,чтобы растить рыбу. Достаёт небольшую сеть, в ней барахтается «хороший» карась: «Просто не так давно поставил сеть, тут большая рыба есть,» — как бы оправдывается за такой улов Евгений.

Правда, через минуту к нашим ногам принесли бадью с огромными лещами и карасями. Ловили сами в реке, которая течёт через деревню. Теперь мы удивлены. Наша реакция явно по душе хозяевам.

Корова, бык, телушка, свинья, несколько котов и собак — хозяйство действительно огромное!

Я оставляю коллег здесь и иду дальше по деревне. Времени мало, а хочется увидеть, как можно больше. Натыкаюсь на памятник солдатам, погибшим в сентябре 1943 года около деревни.

Рядом здание магазина, правда, на замке. Даже табличку не успели убрать после закрытия. Пока фотографирую ужа, ко мне подходит мальчик Вячеслав лет 12. В руках у него пакет с щавелем, его он и собирает.

Спрашиваю, чем же тут дети занимаются, может, в футбол играют?

— Які футбол тут? У Камарыне у школе толька можна паіграць. А тут у нас дажэ інтэрнэта нет. Ніхто не хоча яго падключаць.

Слышим недалеко крики ребёнка. «О, эта сестра мая. Ужа, навернае, увідзела. Жыву, як у бабскім батальёне: тры сестры і я,» — смеётся Слава.

Прощаюсь с мальчиком и иду дальше. По правой стороне дома все заброшенные, слева у дома стоит авто и слышны разговоры. Немного поодаль — кладбище на небольшой возвышенности. Всё выглядит довольно жутковато.

Смотрю на часы, остаётся полчаса до отправления нашего автобуса из этой забытой всеми деревни. Пора возвращаться.

Ужасно осознавать, что такие деревни не просто умирают, а им даже никто не помогает жить. Всё, что не опустошил в 1986 году мирный атом, через 30 лет завершает за ним государство. Точнее, отсутствие его на определённых территориях. А в 2011 году в Беларуси было введено в хозяйственный оборот более трети земель, ранее входивших в зону отчуждения. Только вот для кого? Что будет с этой деревней и ещё десятком населённых пунктов в этой зоне через несколько лет? Кто захочет приезжать сюда работать?

С такими вопросами я покидаю это забытое всеми местечко, куда даже журналисты приезжают лишь за удивительными рассказами, в ожидании немыслимых открытий и только раз в году…

Максим Хлебец, Natatnik