Как часто мы приезжали в деревню с сестрой в детстве? А приезжали… Зимой всегда – вечерами. Темно было на улице, хоть глаз выколи. Я не помню зимнего холода, помню только тусклый свет с разбросанных редко фонарных столбов. Мы тупали ногами по двору, а после спешили с дедушкой на ферму.
Ферма. Сколько волшебного и интересного там было. Запах силоса до сих пор один из самых любимых запахов зимней деревни.
Шли по дороге, торопясь, почти вскачь. Сразу напротив фермы жила баба Настя – высокая грубая женщина. «Она мужик или женщина?» — постоянно недоумевали мы. Баба Настя курила и говорила мужицким голосом, но всегда радостно приветствовала нас. В теплой хустке, в кожухе с глубокими карманами она шла нам навстречу, здоровалась, а потом заговаривала с дедушкой, не обращая на нас больше никакого внимания.
Мы шли к ферме, откуда исходило тепло, свет и доброе протяжное мычание коров. Шум дойки, окрики доярок. Шли, снег хрустел под ногами, луна светила над головой и звезды переливались… Сколько звезд в деревенской ночи – не счесть… Они казались глубокой и бесконечной темно-синей бездной.
Мы шли, и всякий раз баба Настя совала руку в карман кожуха, чтобы достать оттуда конфеты. Недорогие карамельки или глазированные с помадной начинкой.
Запыленные и где-то с обшарпанной оберткой, вываленной в табаке. Есть их хотелось далеко не всегда, но нужно — угостили ведь. А порой и не ели мы их вовсе, а прятали конфеты в карманы или сжимали в кулаках.
Давно уже нет бабы Насти, но память человеческая – она в сердцах и словах.
Месяц назад, наверное, гуляли мы с дочкой по новой улице. Далеко зашли уже. Дочка толкала коляску, месила ногами снег. И тут навстречу — дед. Совсем чужой и незнакомый со старым морщинистым лицом. Останавливается подле нас, улыбается ласково, «Внученька», — говорит. Я смеюсь, глядя, как прячется мне за ноги дочка, а он радуется маленькой девочке и баит журчащим голосом, как добрый старый баюн-домовой: «Внученька, я тебе шоколадку дам», — говорит и сунет руку в карман потрепанной старой дубленки. Достает её, а на ладонях – конфеты. Две. Обёртки обшарпанные донельзя, многие в руки не взяли бы такие угощения. Но, глядя в эти глубокие дедовы глаза, я будто с головой ныряю в прошлое, вижу бабу Настю, звёздное небо и свет из коровника…
«Спасибо…» — шепчу дедушке. Сбивчиво отвечаю на его расспросы, и мы расходимся в разные стороны неторопливо: стар и млад. Он оглядывается ещё, машет медленно рукой, дочка пятится и поглядывает то на него, то на меня. А мне так хорошо на душе и грустно. Как будто что-то дорогое забрали навсегда, на всю жизнь. Не забыв, правда, подарить от него на память кусочек тепла, завещая хранить это тепло вечно.
