Чернобыль-30. Ликвидатор: «Народ ведь не боится того, чего не видно»

С Василием Васильевичем мы встречаемся в его рабочем кабинете. Майор милиции в запасе с улыбкой приглашает меня присесть и предлагает кофе. Стены его кабинета увешаны дипломами и грамотами за профессиональные заслуги.

«В те годы про радиацию никто ничего особо не знал»

Сегодня он – начальник отдела по регистру населения УГиМ УВД Брестского облисполкома. А 30 лет назад чернобыльская катастрофа застала Василия Васильевича на сессии в автотранспортном техникуме города Бобруйска. Он вспоминает, что изначально никто ни о чем не знал наверняка – официального заявления от властей не было.

— Только через день-два объявили, что случилась катастрофа на атомной электростанции, выброс радиации.  Но ведь в те годы про радиацию никто ничего особо не знал. А народ ведь не боится того, чего не видно. Если бы это был дождь – все бы прятались от дождя. Но светило солнце, люди шли на первомайские празднования, на демонстрацию. А в это время было очень много выбросов радиации. И все были на солнце, на свежем воздухе, никто не защищался.

На момент аварии Василий Ригованный работал в милиции уже два года. Он прекрасно помнит, что через несколько месяцев после его возвращения с сессии началась мобилизация на ликвидацию последствий аварии на Чернобыльской АЭС. Добровольцев оказалось мало, поэтому к ликвидации принудительно были привлечены практически все сотрудники.

— А как можно было не согласиться, служивши в милиции? – задает риторический вопрос Василий Васильевич. – Если вы не соглашаетесь участвовать в ликвидации, работая в милиции, вас увольняют. А назавтра вам приходит повестка из военкомата, и вы все равно едете и служите – от военной обязанности ведь нельзя отказаться, это статья. Но при этом вы теряете работу. Поэтому выбора не было.

Но были и те, кто пытался увильнуть от мобилизации по придуманным болезням. Однако Василий Васильевич не жалеет, что не воспользовался этим шансом:

— Видите, я живой, а прошло уже 30 лет, – улыбается он.

Сержанта Ригованного и его пятерых коллег направили на ликвидацию в Брагинский район Гомельской области в мае 1987 года. В его обязанности как сотрудника ГАИ входило обеспечение безопасности дорожного движения на отселенных территориях. Направляли на полтора месяца. Потом бригады сменялись.

— В самой зоне радиации облучение очень сильно чувствуется. У нас в машине всегда был ящик минералки и ящик пепси-колы. Потому что тебе постоянно хочется пить, ты постоянно чувствуешь сухость во рту, повышенное слюноотделение. 

В разговоре Василий Васильевич часто упоминает: для того, чтобы почувствовать радиацию, не нужны никакие приборы.

—  Мы как-то ехали по деревне Комарин (это на беларуской стороне, но атомная станция была уже видна) и просто чувствовали, что там есть радиация. Было такое, что по дороге едешь – нормально все. Остановился, ступил два шага в сторону – и прибор уже шкалит.

«Вы не поверите, насколько быстро ветшает здание, когда там нет людей»

В Брагинском районе кроме службы ГАИ, которая обеспечивала безопасность дорожного движения, также были представители охраны общественного порядка, которые следили за тем, чтобы никто ничего не воровал, чтобы не было мародёрства. Жили ликвидаторы в заброшенных домах местных жителей.

— Помню, мы заехали в Брагин, нашли председателя колхоза. Он нам сказал: «Вот тут хата пустая, нормальная, живите. Там никто не живёт». Мы зашли, померили уровень радиации –вроде, нормально. Но уже когда мы уезжали обратно — грубка фонила в пять раз. Дрова то мы брали все на улице, всё с радиацией.

Специальной одежды, которая спасает от радиации, нет. Поэтому Василию Васильевичу и его коллегам выдали новую, чистую военную форму и респираторы для защиты органов дыхания.

Город Брагин и Брагинский район – территория, которая одна из первых попала в список для отселения.

— Вы не поверите, насколько быстро ветшает здание, когда там нет людей, – задумчиво произносит мой собеседник. — Через год едешь по этим деревням: заборы повалены, окна выбиты, крыши снесены.  Люди убегали кто как мог. Эвакуация была весьма быстрой — брали то, что могли взять с собой в руки.

Но в эти отселённые деревни все равно со временем люди стали возвращаться.  А как иначе? Ведь там осталось всё, что у них было.

— Вот представьте: есть у вас квартира или хороший дом построен, участок, автомобиль. А тут вам говорят: всё, ребята, берёте паспорт и деньги с собой — больше ничего вам не понадобится. Стресс людям.

«Когда домой вернулся — мы всю одежду выбросили, в которой приехал»

В вывозе местных жителей Василий Ригованный непосредственно не участвовал. Но он помнит, как даже через год тем, кто не согласился уехать, объясняли, что здесь жить нельзя, что дальнейшая жизнь – это смерть. Но, несмотря на опасность, никто не хотел покидать свой дом. Опасно находиться в зоне было и самим ликвидаторам – радиация не щадила никого.

— Среди тех, с кем я ездил, я точно знаю, что один уже умер. Не от старости, а из-за радиации, – с горечью говорит Василий Васильевич. – Я помню, когда домой вернулся, мы всю одежду выбросили, в которой я приехал.

Я много слышала о том, что молодых ребят старались не отправлять в самое пекло. Что отправляли на ликвидацию только тех, кто уже имел двоих детей или не собирался больше их заводить. Однако мой собеседник это опроверг: на момент аварии у него была годовалая дочь, а про будущие планы никто не спрашивал.

— По возвращении обратно была такая рекомендация: в течение 5 лет не заводить детей. Поэтому детей у меня больше нет. Время то, понимаете, идёт. Был 87-й год. Добавляем еще 5 – мне уже было почти 30. Жизнь сложная. И на сегодняшний день я сожалею, что у меня больше нет детей. Может быть, не надо было эти рекомендации слушать? – задаёт он вопрос в пустоту.

Уже на прощание у порога Василий Васильевич признается, что Чернобыль разделил жизнь многих на до и после. Забыть эту аварию невозможно.

Виктория Гомолинская, Natatnik