Елена – переселенка из города Наровля Гомельской области. В 1986 году её и ещё несколько тысяч человек вывезли из загрязнённой территории. Елена была школьницей – она заканчивала второй класс и готовилась к переходу в третий. Но этот учебный год ей предстояло учиться уже в Пинске.
Судьба сложилась так, что Елена Ребрикова и Василий Васильевич Ригованный сегодня работают в одной организации. Елена – сотрудник бюро паспортизации населения УГиМ УВД Брестского облисполкома.
«На учебный год мы туда уже не вернулись»
Несмотря на то, что на момент аварии моя собеседница была еще совсем ребенком, она прекрасно помнит события тех дней.
— Я помню, нам в школе сказали, что на улицу выходить не надо. Но разговоров о том, что случилась катастрофа, не было. Все это было как будто «на улице сегодня жарко – наденьте панамку». Я помню, мы пошли на 1 мая, на 9 мая на демонстрации – была теплая солнечная погода.
Все лето и весь следующий год Елена в Наровле не жила.
— Папа с мамой остались там, а нас с братом вывезли сначала на лето. Но на учебный год мы туда уже не вернулись. Жили в Пинске у маминой родной сестры. Я шла в третий класс, а брат в пятый.
Мать и отец Елены остались в Наровле, потому что найти работу в другом месте было проблематично. Позже мать расскажет, что дома и дороги в городе мыли пеной.
Родители работали в отрасли сельского хозяйства: мать на станции по племенной работе, а отец работал с животными.
— Папа умер в 89-м году от рака. Думаю, всё потому, что работал именно на этой территории.
«В Беларусь мы приезжали только поучиться»
Елена вспоминает, что в течение нескольких лет с мая по сентябрь ее и других «чернобыльских» детей отправляли в лагеря. Сначала моя собеседница исколесила всю Беларусь. Позже детей стали отправлять в лагеря за границу.
— Я была и на Северном Кавказе, и в Америке, и в Дании, и в Германии. Нас, чернобыльцев, везде возили. В Беларусь мы приезжали только поучиться. Помню, мы ехали в Данию. Нас собрали со всех районов – человек 100. Всем надели одинаковую форму – у меня даже фотография есть – и отправили. Мы всё время были в разъездах.
«Выезжаете ненадолго, возьмите только документы и деньги. И они больше туда не вернулись»
Наровлянский район признан одним из самых пострадавших регионов Беларуси от аварии на Чернобыльской АЭС.
— У нас, в Наровле, была не совсем закрытая зона. А вот дальше, где бабушка моя жила… их сразу вывезли. На третий день их собрали и сказали: выезжаете ненадолго, возьмите только документы и деньги. И они больше туда не вернулись. Я последний раз была там в 91-м году, когда дедушку хоронили. Это в деревне Белая сорока в Наровлянском районе.
В детстве Елена с родителями часто ездила в Припять за колбасой и прочим продовольствием – тогда не было границы, а Припять находилась в 50 километрах от Белой сороки. Припять всегда хорошо снабжали товарами, потому что здесь жили работники Чернобыльской АЭС.
В 1986-м из Наровли люди уезжали сами. Она не помнит массового выселения. Ее семья переехала в Брест в 91-м году.
— Там мы оставили двухкомнатную квартиру, а здесь получили. Такой вот обмен получился.
«С годами, конечно, больше сердце щемит»
В Наровле у Лены было четыре подруги. После аварии на ЧАЭС все разъехались кто куда: в Берестовицу, Брест, Минск, Столбцы и даже в Израиль.
— Если бы не радиация, я бы не уезжала. Несмотря на то, что Брест я очень люблю, – признается Елена. – Может возраст такой был, что тяжело было адаптироваться.
В классе Елены кроме нее было ещё трое переселенцев.
— Я первый год вообще никуда не выходила: только школа и дом. Люди, которые переехали с мамой и папой, возможно, чувствовали себя иначе. А я жила с бабушкой – из-за отсутствия работы в Бресте, мама ещё дорабатывала в Наровле. Елена жила в районе Старой Ковалевки, тогда ещё вокруг был пустырь.
— Сейчас с годами, конечно, больше сердце щемит, чем тогда, по молодости. Мне кажется всё потому, что сейчас я понимаю ценность жизни. Раньше как было: выехали и выехали, приехали и приехали. А сейчас смотришь и, кажется, прям …тяжело, – голос моей собеседницы срывается от волнения.
Мы прощаемся, и я понимаю, что, несмотря на то, что с годами количество радиации на заражённых территориях уменьшается, количество боли в душах переселенцев и ликвидаторов только увеличивается.
— Вы, наверное, ожидали, что я расскажу, как нам, переселенцам, здесь плохо? Нет, все хорошо, — скажет напоследок Елена.
Виктория Гомолинская, Natatnik
