Около ста художников из нескольких десятков стран мира. Тонны масляной краски. Годы усердной работы. В 2017 году на экраны выйдет полнометражный фильм про Винсента Ван Гога. Кино с первого до последнего кадра отрисовано вручную и рассказывает историю жизни и смерти художника.
В создании фильма «С любовью, Винсент» (Loving Vincent) принимала участие и брестская художница Мария Редько. Она была единственной представительницей Беларуси в команде проекта.
Только-только вернувшись из солнечной Греции, Маша согласилась пообщаться с корреспондентом Natatnik и рассказать о рабочем процессе, воплощении детской мечты, сложностях в работе и проблемах художественного образования в Беларуси.
«Художник – это человек с уже развитой индивидуальностью. Он не будет подстраиваться под кого-то другого. Только за деньги»
Маша, каково это возвращаться в осенний Брест из солнечной Греции?
Я вышла из самолёта и приняла облик беларуса (смеется). Меня встретил дождик и пар изо рта. Это так необыкновенно. Освежило.
— Расскажи, как ты попала в проект?
Я подала заявку и меня пригласили на тестирование в Гданьск. Нужно было проанимировать главного героя фильма про Ван Гога, которым, как ни странно, не является Ван Гог. Это парень, которого зовут Арманд. Наш режиссёр придумала, что этот парень будет искать ответ на вопрос «как умер Ван Гог?». Он и занимает основную часть фильма. Так вот, на тестировании нас было человек двадцать, из них отобрали около половины.
Через неделю меня пригласили на обучение в Гданьск. Оно длилось две недели. После этого у меня появилась возможность поехать в другую студию. Всего их было три: во Вроцлаве, в Гданьске и в Афинах в Греции.
И почему ты выбрала Грецию?
Вообще, над фильмом работало больше 100 художников. И все они были разбросаны по этим трём городам. Основная масса, конечно, в Гданьске. Но, честно говоря, в Гданьске очень плохая погода. За эти две недели я успела простудиться и потерять настроение. Поэтому я попросилась в Грецию. Я поняла, что в Гданьске я постоянно буду больная работать. И меня одну единственную из всей команды отправили в Грецию. Там всё совсем по-другому.
Это как?
Греки такой культурой обладают… Я не понимаю, почему они такие спокойные ходят. Если бы у нас, беларусов, была такая культура, мы бы ходили с поднятыми носами, гордились бы. А у нас найдут пару кувшинчиков, и вокруг них музей строят (смеется).
Фильм полностью отрисован маслом, огромное количество художников над ним работали. Это ведь колоссальная работа.
Сначала в проекте работало пять художников, и они очень долго рисовали его. Проект тянется уже 6 лет. Ещё в прошлом году было отрисовано только полфильма.
Во время работы я поняла, что нет ничего нереального. Я себе даже подумать не могла раньше, как человек, сидя на кухне или в кафе, вдруг подумал: а я вот хочу нарисовать фильм, и чтоб каждый кадр был нарисован маслом. Это же безумие какое-то!
Да и художники – это такие капризные натуры. Одно дело с аниматорами работать, они привыкли: им дают задачу, а они анимируют персонажа. А художник – это человек с уже развитой индивидуальностью. Он не будет подстраиваться под кого-то другого. Только за деньги (смеется). Поэтому это просто колоссальный риск. Если бы у меня такая идея возникла, я бы её сразу отмела.
Можешь ли ты сказать, что за время работы выросла как профессионал?
Я думала, что вырасту как художник. Но я выросла как аниматор. А это абсолютно разные профессии. Ребятам, которые держали в уме, что они художники, было очень тяжело работать. Потому что аниматор работает на чужую идею в первую очередь, он не своё воплощает. Он воплощает задумку другого человека, который говорит ему, что делать. А для художника это немыслимо, это бунт внутренний, когда ему говорят, как рисовать.
«На самом деле мне кажется, что художнику нужно пройти такую школу аниматора. Это как армия для мальчика»
Но опыт анимации тоже не бывает лишним.
Знаешь, у меня детская мечта была – рисовать мультики. Но я позже поняла, что не всё так романтично и радужно, как мне казалось. Реально нужно пахать. Творчество только в начале. Фильм рисуется уже 6 лет. Когда находились герои, стиль, почерк – было творчество.
Но, тем не менее, такого ещё никто не делал, поэтому это всё было большим экспериментом.
А можешь раскрыть техническую сторону создания картины?
Я изначально представляла себе это так: мне скажут, что человек двигается куда-то, он поворачивается направо. И вот как у меня воображение работает – так я его и поверну. Но нет, уже всё отснято, всё сделано до нас.
Наша студия состояла из других маленьких студий размером где-то два на три метра. Все крепилось на штативах, и должно было быть неподвижно. Сверху над холстом прикреплялась камера, которая фотографировала каждый кадр, и проектор, который проецировал фильм. Светит проектор, мы отрисовываем кадр, выключаем проектор, дорисовываем всё, что нужно. После этого зовём супервайзера (куратор проекта – Natatnik), чтобы он проверил. Делаем кадр, и проектор переключает на следующую фазу движения. После этого мы снимаем предыдущий кадр с холста мастихином (лопаточка для удаления лишней краски и нанесения грунта на полотно – Natatnik) и рисуем следующий кадр.
Снимаете только что нарисованный кадр?
Когда мне первый раз так сняли тот портрет, который я рисовала на тестах, оттеночки подбирала, красиво так получилось… Моя реакция была: что-о-о-о? Это было очень, очень травматично (смеется). Это как лезвием по сердцу.
Это очень сильно отличается от работы художника. Эта картина никогда не заканчивается. Если бы не было на мониторе анимации, которая прокручивается кадрами, то можно было бы впасть в депрессию оттого, что твоя картина живёт считанные минуты. Очень тяжело, когда не видно результата.
На самом деле мне кажется, что художнику нужно пройти такую школу аниматора. Это как армия для мальчика. Это закаляет вообще неслабо. Ты просто учишься пахать. Художники другие. Художнику нужно время, для искусства вообще нужно время — для созерцания, для копания внутри себя.
«С работы пришлось уволиться. Они сказали: мы не уверены, что ты вернешься»
А сколько времени занимала работа над одним кадром?
Это очень субъективно, и этот темп всё время наращивается. К концу очень быстро всё это рисуется.
Первый кадр, например, первую картину, я рисовала дня два-три. А потом его нужно анимировать. И вот последующие кадрики уже быстрее рисовались. В конце уже можно было по семь кадров в день рисовать.
Ты уезжала на четыре месяца. Как на работе отнеслись к твоему участию в проекте?
С работы пришлось уволиться. Они сказали: мы не уверены, что ты вернешься (смеётся). И были правы. Я и сама не знала, что меня ждёт. Была готова ко всему.
Даже остаться в Греции?
А почему нет? Меня здесь не так уж много чего держит. Но я потом поняла: классно где-то поработать, классно где-то пожить, но все равно здесь так хорошо. Любимые люди, язык любимый. Там мы общались все на английском. Ну и на польском с польскими ребятами.
А греческий язык вообще ни на что не похож. Я раньше думала, что у нас много производных слов. Но нет, ни разу не много. Греческий слушаешь и ничегошеньки не понимаешь. Но у греков обычное телевидение показывает фильмы иностранные с английскими субтитрами. Поэтому они с мала все английский знают. В принципе, я в любом магазине могла найти общий язык.
Было ли что-то, что тебя пугало?
Для меня казалось, что пиком ужаса будет, если я нарисую какой-то кадр, забуду его сфотографировать и сотру. Для меня это было кошмаром. Но такого ни у кого не произошло.
«Тебя даже на некоторые выставки не могут позвать, потому что ты немножко ретроградно рисуешь»
От масштабов дух захватывает. Это ведь тонны краски!
Краски там уходило просто немерено. Художники, когда рисуют первое полотно, начинают только замешивать краски. Они выдавливают себе по полтюбика. Причём половина из этих цветов потом не понадобится. А я сначала себе немножечко выдавливала. Я вообще очень экономный художник.
Потому что беларуский.
Да, да, именно! (смеётся)
А ты смотришь, как эти художники полпалитры в мусорку выбрасывают. А еще ведь каждый кадр снимается, и это масло тоже больше нигде не используешь.
А чем еще греки от беларусов отличаются?
От греков я подпиталась чуть-чуть свободой, какой-то незажатостью. Я каждый раз с поездки приезжаю и вижу, какие ребята у нас все зажатые.
Вот у греков кризис. Они все жалуются: ой-ой-ой, вот десять лет назад у нас здесь просто рай был, квартиры дешевые, еда дешевая. И я поняла, когда они все говорили, что им плохо, что у них раньше было очень хорошо, а сейчас просто хорошо. И нам бы тоже не помешало, если бы в нашей стране было когда-нибудь просто хорошо. И нам нужно осознать, что не только внешние факторы реальны, но еще и твой внутренний мир очень многое создает.
Но ведь этот внутренний мир тоже не с бухты-барахты строится.
У нас всё начинается с системы образования. Нас, мне кажется, немного комплексуют со школы, с садика мало свободы дают. Вот по чуть-чуть просто людям свободы давать…
Нам даже в университете казалось: вроде художественная специальность, свободы там – лопатой выгребай. Нет! Кто-то там какой-то свой индивидуальный взгляд проявит в постановке, натюрморте, а ему говорят: нет, вы рисуйте реалистично, а когда окончите университет – тогда будете проявлять свою индивидуальность. А ты оканчиваешь университет и по-другому уже не можешь. И приходится из себя клещами творчество доставать.
Ведь у некоторых получается выходить за рамки, доставать творчество клещами…
У нас был педагогический вуз. Нам всегда говорили: вы должны уметь детей научить. Но детей надо не рамочкам учить!
У нас очень хорошая реалистическая школа, а творчество, получается, мы даже немножко осуждаем. А в Европе наоборот. Тебя даже на некоторые выставки не могут позвать, потому что ты немножко ретроградно рисуешь.
[…] «От греков я подпиталась свободой и незажатостью». Инт… […]