«Раньше в Украину напрямую ходили через болото». Как живут последние жители приграничной деревни Борки

Эта деревня прижалась к государственной границе между Беларусью и Украиной. Совсем рядом - пункт пропуска «Мокраны». К деревне мы едем по грунтовой дороге вдоль пограничных инженерных сооружений – «сетки» в просторнародье. Горизонт за сеткой уже не наш, украинский. Минуем знаки «пограничная зона» и потрепанные ветром и осадками распечатки с телефонами погранзаставы на столбах. Мобильный оператор приветствует нас в роуминге. Вот мы и в Новых Борках.

На перекрестке в пустой деревне в глаза бросается изваяние в духе соцреализма – фигуры мужчин, женщин и детей со страдальческими лицами, а чуть дальше – обелиск с надписью. Памятник выглядит ухоженным. Выкрашен, огорожен, украшен венками. У деревни Борки – трагическое прошлое, о чем свидетельствует текст на памятнике.

«Вёска Борки 22 верасня 1942 года падзяліла трагічны і жудасны лёс Хатыні, лёс адной з 9200 вогненных вёсак Беларусі, разбураных фашыстамі. 372 жанчыны, 130 дзяцей, 203 мужчыны, усяго 705 жыхароў былі забіты, а вёска спалена. Не ўсе былі героямі тыя людзі. Яны хацелі вольна жыць і любілі радзіму, і за гэта іх забілі. Народная памяць ніколі не забудзе вашых пакут, людзі. У імя таго, каб гэта ніколі не паўтарылася».

Воспоминания уцелевших жителей Борок записали в свое время Алесь Адамович, Янка Брыль и Владимир Колесник.

- Когда-то деревня была большая. Здесь жил отец моей бабушки, родители дедушки. В войну почти всю деревню спалили, прямо с детьми маленькими. Тут наподобие Хатыни было. Расстреливали тоже. Осталось буквально пару человек.Они в лес ушли, – рассказывает нам коренная жительница Борок Алла Макарчук. - А уже после войны деревня до прежних размеров так и не возродилась. С хуторов посъезжались и создали колхоз. Мой дед выжил, вернулся в деревню, вот этот дом построил сразу после войны...

Борками деревню назвали из-за того, что вокруг нее был густой лес – бор. От него мало что осталось. В советское время бор принесли в жертву ради земель под посевы.

- А как ваши предки себя называли: белорусы или украинцы?

– Беларусы. Эта деревня всегда была белорусской. Моя бабушка и мама – из Украины родом, есть родня по ту сторону границы, а вот дед, отец тут выросли, считали себя беларусами, - уверена местная жительница.

Мы приехали в Борки в середине дня и увидели умирающую деревню живой. Вот облокотилась на штакетник старушка в голубой хустке, ее зовут Мария – выглядывает односельчан. С ней издалека здороваются мужчина с пожилой женщиной. Они привязывают к забору собак и, перекрикивая лай, обсуждают погоду. С другого конца деревни на велосипеде и с большой сумкой едет Алла. Откуда-то выходит еще одна пожилая женщина.

– Вот и вся деревня собралась – пять человек, - шутит мужчина.

Сельчане встречают автолавку. Белый МАЗ врывается в деревню, как свадебный кортеж: стремительно, с громким сигналом.

– Это вын «бибикае», коб вси зналы, шчо вын прыйихав, - объясняет Мария.

За минуту прицеп превращается в прилавок, и местные жители делают покупки: хлеб, колбаса, молочные продукты, спички, сладости детям...

– Тепиро автолавка 2 дня в недилю. Раньше 3 раза була. Тэпэрь не вельмэ часто найиздять, бо горюче дорогое. Але нам хватает. Шо схотив, то в автолавци купыв. Абы грошы булы! – несет домой покупки Мария.

На правах старожила, пожилая женщина проводит нам экскурсию по Новым Боркам.

– Он дэ корчи сирени, кусты ростуть – там клуб був. Магазин вжэ нэ видно, де вин и був, все позаростало. Школа була там, дэ вун той тополь. Уже скико – считайтэ, 40 лит як школы тут нэма. Потом зробылы магазин там, а потом закрылы, – Мария показывает рукой куда-то в сторону деревьев.

У женщины шестеро детей, но переезжать в более крупные и развитые Мокраны или в город из своей забытой деревушки она не хочет.

– Пока ноги блэнтають, ныкуды нэ пойиду. Дай Божэ в свойий хаты здохнуты, як то кажуть, – отрезает Мария.

Теперь в деревне мало развлечений. А раньше, вспоминает Мария, до того, как поставили сетку на границе, жители Борок ходили в Украину напрямик – до соседнего Млыново всего 3 километра. Там продавали белые семечки.

– Туда носылы билы семушки продаваты. Менялы хоч на товары, хоч на грошы. Тутыка нэ прыймалы, то всё возылы туды. А тэпэр нияк. Все через таможню. И шчэ попробуй через тую таможню – тры часа постой, пока пэрэбэрэшся, – со знанием дела замечает Мария.

«Люди уезжали, потому что в деревне не было перспектив»

– Раньше здесь была прямая дорога, – приглашает нас в гости племянница Марии Алла Макарчук и рассказывает про жизнь под пограничной сеткой. – Через болото сначала, потом его осушили. Напрямую было полчаса идти к бабушке в Украину. Мы в детстве часто бегали! Это было еще в 80-е – начало 90-х, пока границы не поставили. И даже как только начали ставить, можно еще было напрямую пройти, только чтобы паспорт был с собой. А уже в последнее время все строго: только через пункт пропуска.

Из окна дома, где живет семья Аллы, видно пограничную вышку. Сразу за огородом – сетка и контрольно-следовая полоса.

– Тут спокойно. Пограничники очень часто бывают – за день раз 5-6 тут проедут. Если не деревней, то тут под сеткой, где вышка. Было один раз такое, что кто-то перешел нелегально границу, так они мигом отреагировали! Очень оперативно работают! Наверное, раз в 3 месяца они ходят по домам, оставляют актуальные номера телефонов, чтобы в случае чего, если заметим кого подозрительного, сразу им звонили, – делится Алла.

Алла вернулась в Борки спустя 20 лет жизни в Бресте. Теперь живет в стареньком домике вместе с пожилой матерью, братом и тремя детьми. Уже взрослый сын отчий дом покинул: работает в Островце на строительстве АЭС и учится в БНТУ. Старшая дочь работает на ферме в Мокранах, младшая учится в школе, а маленький Никита разбрасывает по дому игрушки и спутывает мамино вязание. Пока Алла в декретном отпуске, до него работала на ферме. Семья ждет очереди на домик в Мокранах.

– Выходит, Борки станут еще меньше?

– Ну да... Знаете, сама бы я не поехала. Из-за детей поеду. Маму с собой заберу, она инвалид, одну не оставлю, – пожимает плечами Алла.

В старом доме семье давно тесно. Плюс нет удобств – воду носят из колодца. К 8 утра нужно собрать в школу дочь – её забирает в Мокраны школьный автобус. Там же, в Мокранах, есть и детский сад, то есть младшего туда нужно будет тоже отправлять автобусом. Детское питание женщина заказывает в райпо – все необходимое привозит автолавка. Если нужно вызвать врача, то надо не забыть попросить сразу привезти нужные лекарства, чтобы не пришлось самому отдельно ехать за ними в Мокраны.

– А так нормально: тихо, спокойно. Не боишься, что ребёнок под машину выскочит. И всё своё, с огорода, знаешь, что оно настоящее. И мясо своё. Тут и грибы рядом. Все друг друга знают. У нас никто никогда не ругается! И рядом с границей спокойно – мы под охраной, – уравновешивает минусы жизни в бесперспективной деревне Алла.

– Почему ваша деревня умирает?

– Потому что малые зарплаты в колхозе были. Особенно в 85-95 года. Тогда по полгода-году зарплаты не платили. А городе хоть как-то платили. Кто-то поехал учиться и так и остался. Не было перспектив в деревне! Домов в то время в колхозе не давали. Это потом начали строить президентские домики и молодежь начала оставаться более или менее.

– Вам не обидно, что ваша родная деревня скоро может исчезнуть?

– Обидно. Когда-то тут и клуб был, и магазин, и школа. Ещё в мою молодость! А сейчас уже всё.

– А почему старшая дочка тут осталась?

– Она в Бресте по распределению отработала и приехала сюда. В Бресте не добилась общежития, а снимать дорого.

– Она хотела бы уехать?

– Уже, наверное нет. Привыкла как-то. Втянулась. Знает, что здесь все своё, не надо думать, где взять деньги на картошку или кусочек мяса. По крайней мере, она не собирается никуда.

– Какой вы бы хотели видеть свою деревню?

– Чтобы тут люди жили. Детей побольше. Автобусы, маршрутки чтобы ходили, чтобы можно было доехать куда-то. Школы, наверное, тут никогда не будет, но действительно хочется, чтобы люди хоть немного вернулись.

– Что для этого надо сделать?

– Как-то приманивать людей, чтобы в колхоз шли, потому что просто так они не вернутся. Чтобы работа была, и хорошо оплачиваемая.

«Тут даже коронавирус не страшен. А в городе ловить нечего!»

На краю деревни Новые Борки живет Андрей Яковчиц. Он обосновался тут совсем недавно, но уже успел стать местной знаменитостью. Бабушки иногда просят его что-то привезти с «большой земли», и очень гордятся тем, что еще молодой мужчина променял Брест на дом в умирающей деревне. Может, благодаря ему деревня еще десятилетие-другое продержится!

Андрей живет здесь с пожилой матерью и супругой. Сам работает в хозяйстве водителем, супруга – в школе техничкой.

– Я купил дом 2 года назад. Ему уже лет 50, но посмотрите, в каком он хорошем состоянии! Год я ездил сюда просто по выходным. А потом мы поговорили с супругой: «А давай переедем!» Я подошёл к председателю, спросил, есть ли вакансии... И мы сюда переехали, я пошёл водителем в хозяйство «Мокраны». Стал работать, началась уборочная - всё пошло-поехало... Начал потихонечку облагораживать.

Андрей Яковчиц показывает нам свои владения. Хозяин немного смущается недоделок, но про деревню говорит с большой любовью, а планами делится почти с детским восторгом. Вот загородь для птиц сделал, в этом сарае хрюшек мечтает поселить, а тут под навесом хорошо белье сушить... Говорит, когда сюда приехал, во дворе жили белки – а теперь их прогнала собака. Зато часто видит, как на поле за домом гарцуют косули или носятся зайцы. С огромной липой возле дома Андрей так и не решил, что делать: вроде и красивая, и тень дает, и пахнет летом – но крышу своим липким соком портит.

– Я детство проводил в деревнях. И меня всегда тянуло в деревню, – Андрей Яковчиц говорит бархатным, спокойным голосом умиротворенного человека.

Хата ему обошлась в смешные деньги, как говорит сам Андрей – 700 долларов США. С оформлением документов, подключением электричества вышло не больше 1200.

– Вас не оттолкнуло, что деревня заброшенная, далеко от города?

– Нет. Мне даже на работе говорили: «Чего ты здесь в Борках живешь? Можно было в Мокранах». Но мне здесь больше нравится.

– Не грустно? Не с кем поговорить! Разве что у автолавки...

– Ну и что! Тут у нас живет баба Лена по соседству. Её на зиму забрали в дом престарелых, но так-то мы её постоянно навещали, разговаривали. Ходим по соседям. Здесь скучно не бывает! Нас мало, но мы живём дружно.

– Чем здесь лучше, чем в городе?

– Ай, я не знаю. Совсем все по-другому. Атмосфера другая, меньше машин, не надо нюхать газы. В Бресте что? В аквариуме, в четырех стенах сидеть? С работы приходишь - и что делать? Ноги на диван и телевизор смотреть? А тут пришел с работы, чуть перекусил – и пошел заниматься. Пожалуйста, работы хватает. И воздухом свежим дышишь. Тут даже этот коронавирус не страшен!

– Для такой жизни, наверное, нужен особый склад характера...

– Если кому-то нравится в деревне, то пусть едут. В городе ловить нечего. В деревне можно завести хозяйство, только, как говорится, надо, чтобы руки росли не из того места, на котором мы сидим. И иметь голову на плечах. В деревне бизнес можно делать даже! Только надо с умом. Надо прикладывать руки и немножко в этом разбираться.

– Вы производите впечатление счастливого человека.

– Да. Так что, люди, смотрите. Приезжайте лучше в деревню! Или хотя бы попробуйте, что это такое. Если не понравится, можно в любое время уехать в город. Надо всегда пробовать!

«Никому ничего не надо»

Когда мы уже собирались прощаться с деревней Новые Борки, на выезде около нас притормозила «Ауди». Нас приветсвовал местный фермер. Сам он из Луково, но в Борках выращивает клубнику. С журналистами мужчина решил поделиться своими размышлениями по поводу того, почему пропадает деревня.

– В любой деревне можно зарабатывать деньги! Самое главное – желание, – вдруг подхватывает он тезис нашего героя Андрея Яковчица. – Потому что зачем на работу ходить, если там не платят? Пятьсот рублей – ну куда это? Когда семья, ребенок, еще машину заправить. А больших зарплат у нас нет в колхозе, 500-700 рублей, это ни о чем. Доярки, может, больше получают.

Молодой мужчина на «сотке» считает, что деревни умирают от пьянства. И опровергает жалобы на то, что в деревне нет работы. Он уверен, что работа есть – но желающих поработать днем с огнем не сыщешь. Даже в сезон сбора клубники.

– Не хотят работать. Я рассчитываю за неделю. С понедельника по субботу работают, в субботу рассчитался – а в понедельник никто не вышел, потому что все уже под забором. А при желании, если человек хорошо работает, то за день можно 100 рублей легко заработать! Наша проблема – это пьянство. Я работаю до осени: клубника заканчивается - прополка начинается, потом саженцы выкапываем, пересаживаем. И очень сложно найти людей. Нету людей! Буду следующим летом, наверное, каких-то школьников или студентов привлекать. Тут никому ничего не надо, - подводит итог фермер.