В Беларуси есть умирающие деревни. Это не новость и не уникальная только для нашей страны ситуация – про бесперспективные деревни говорят даже в благополучных швейцарских Альпах. Можно строить теории насчет того, почему так происходит, как решить эту проблему и проблема ли это вообще. Нам же важно зафиксировать этот момент. В новом проекте Natatnik – истории последних жителей умирающих деревень, которые любят свою малую родину, как саму жизнь, голоса надежды от тех, кто всё же меняет город на глубинку и картинки из мест, которые еще недавно для кого-то имели значение.
Наш новый репортаж – из деревень Ивацевичского района
Плехово
Фото Сергей Силивончик
Деревня Плехово расположилась всего в 12 км от райцентра Ивацевичи. Нужно съехать буквально несколько километров в бок с Р-2 – и по грунтовой дороге можно попасть в эту умирающую деревню. Выглядит она совсем не депрессивно. Можно даже сказать, шляхетно: по обе стороны улицы, на которую наносит снег с поля, возвышаются добротные каменные дома. Только свет в них не горит, а в 20-градусный мороз не топятся печи. Почти на самом краю деревни замечаем, что в деревянном доме идет дым из дымохода. Оказывается, тут хозяйничает приезжий из Ивацевичей.
– Хочу сделать тут баньку, чтобы в этот дом можно было отдыхать. Жить тут не будем, но на выходные приехать – красота, - объясняет.
По соседству с ним в кирпичном красивом доме живет 84-летний старожил: Александр Бриль с супругой и взрослым сыном. Из Плехово родом он сам, его отец и его дед – получается, коренной плеховец. Неожиданным гостям он очень радуется – говорит, мол, наконец-то есть с кем поговорить!
– Хочу сделать тут баньку, чтобы в этот дом можно было отдыхать. Жить тут не будем, но на выходные приехать – красота, - объясняет.
По соседству с ним в кирпичном красивом доме живет 84-летний старожил: Александр Бриль с супругой и взрослым сыном. Из Плехово родом он сам, его отец и его дед – получается, коренной плеховец. Неожиданным гостям он очень радуется – говорит, мол, наконец-то есть с кем поговорить!
– Бо выйдзі на вуліцу – няма ж нікога! Летам будзе, як Слава (сын, изготавливает памятники – Ред.) будзе рабіць, хоць машыны будуць. Той прыехаў, той ад'ехаў, і пайшло двіжэніе. Да мяне мо ўнукі пад'едуць з Брэста. Ужо весялей. А то з гэтым каранавірусам мы тут сядзім усе па-аддзельнасці, адзін аднаго не бачым. Я выйду на вуліцу – дык з Васькай (сосед – Ред.) хоць патрапаць языкам можна. А так ні ката, ні сабак, ані людзей – нідзе ж нікога! – сокрушается старик.
Его дом язык не поворачивается назвать хатой. Толстые стены, высокие потолки, светло, уютно – для заброшенной деревни это настоящие хоромы! Мужчина строил его сам. Оказывается, в советское время в Плехово работал кирпичный завод, о котором ни слуху ни духу теперь. При нем даже было небольшое общежитие. Работал магазин, клуб и начальная школа. Построить хороший дом в Плехово тогда было чем-то очень логичным. Развитая же деревня! Да и каменный дом поставить было проще, чем деревянный.
– Я з арміі ў 59-м годзе прыйшоў, а маці кажа: «Кароўку прадала, грошы е – давай вазьмём кірпіча і зробім дом». А кірпіч плехаўскі стоіў па-мойму 25 рублей. Дзеравянный – надта цяжка дастаць леса было. Кірпічны – пойдзеш, кірпіча навыпісваеш. Мая маці хадзіла ў сельскі савет. Я ж сцены паставіў, а лесу нема – нада ж і кроўлю, і доскі. А няма. Кажны хацеў, каб кубік лесу яму ўзяць. А дзе ж ты яго возьмеш. Сельсавет выдаваў прымерна на месяц 50 кубоў. А чалавек можа 70 – і кажны хоча, – рассказывает Александр Бриль.
Его дом язык не поворачивается назвать хатой. Толстые стены, высокие потолки, светло, уютно – для заброшенной деревни это настоящие хоромы! Мужчина строил его сам. Оказывается, в советское время в Плехово работал кирпичный завод, о котором ни слуху ни духу теперь. При нем даже было небольшое общежитие. Работал магазин, клуб и начальная школа. Построить хороший дом в Плехово тогда было чем-то очень логичным. Развитая же деревня! Да и каменный дом поставить было проще, чем деревянный.
– Я з арміі ў 59-м годзе прыйшоў, а маці кажа: «Кароўку прадала, грошы е – давай вазьмём кірпіча і зробім дом». А кірпіч плехаўскі стоіў па-мойму 25 рублей. Дзеравянный – надта цяжка дастаць леса было. Кірпічны – пойдзеш, кірпіча навыпісваеш. Мая маці хадзіла ў сельскі савет. Я ж сцены паставіў, а лесу нема – нада ж і кроўлю, і доскі. А няма. Кажны хацеў, каб кубік лесу яму ўзяць. А дзе ж ты яго возьмеш. Сельсавет выдаваў прымерна на месяц 50 кубоў. А чалавек можа 70 – і кажны хоча, – рассказывает Александр Бриль.
От скуки он однажды посчитал, сколько жителей было в деревне во времена его молодости, а сколько осталось сейчас. Выводы неутешительные: население Плехово сократилось почти в 14 раз.
– Я шчытаў усіх. Было кагда-та пашці 270 чалавек! А стала 18, шчытаў я. Адзін во нядаўна прыехаў з Косава, гэтага тожэ ўшчытаў, бо ён наш жыцель. А то ўсё пустыя хаты, няма да каго хадзіць. А было 59 дамоў, – делится статистикой коренной плеховец.
История упадка у Плехово такая же, как и в других умирающих деревнях. В советское время как-то жили, а потом стали выдавать паспорта – и молодежь потянулась в города. Хотя еще при Польше на деревню у местных были совсем другие планы, помнит со слов старших родственников Александр Андреевич.
– Я шчытаў усіх. Было кагда-та пашці 270 чалавек! А стала 18, шчытаў я. Адзін во нядаўна прыехаў з Косава, гэтага тожэ ўшчытаў, бо ён наш жыцель. А то ўсё пустыя хаты, няма да каго хадзіць. А было 59 дамоў, – делится статистикой коренной плеховец.
История упадка у Плехово такая же, как и в других умирающих деревнях. В советское время как-то жили, а потом стали выдавать паспорта – и молодежь потянулась в города. Хотя еще при Польше на деревню у местных были совсем другие планы, помнит со слов старших родственников Александр Андреевич.
– Када палякі былі, то дзеці нарасталі. Кажны хацеў сыну ці дачке дом паставіць, зямлі было свабодна, мяста бальшые пустые. І ўжэ як палякаў выгналі і стала Беларусія, нікога нідзе не выпускалі. Паспартаў не давалі. На работу вяздзе бралі, адно прыходзь, а не прымеш чалавека без паспарта. У дзекабрэ 59-га прыйшоў з арміі, месяц адседзеў, а з новага года куды дзенесся – нідзе не ўстроісся. Пайшоў я па калхозе. Навоз зімой вазілі коньмі. Усё гэта Плехава абгараў канём. Картоплі садзіліся, усё рукамі, сена касілі. Ой, было ўсяго, – вспоминает Александр Бриль.
Мужчина улыбается, когда вспоминает про работу в колхозе. Говорит, что хотя и было тяжело, а есть что вспомнить. Например, как вместе с мамой работал на поле. Женщины серпами жали жито, а дети ставили снопы.
– Маці казала: "Ты, Сашка, прыйдзеш снопікі пацягаеш". У нас іх мэтлі называюць. Ці бабкі. Дзевяць снапоў ставілася, а дзясяты разломваўся і яго бы за шапку ставілі – гэта мэтля. У тое врэмя, яшчэ я пацан быў, гаварылі, што е такая цехніка, што і жне, і малоціць. Як сказалі б, што і хлеб пячэ, то б паверыў, – смеется пенсионер.
Мужчина улыбается, когда вспоминает про работу в колхозе. Говорит, что хотя и было тяжело, а есть что вспомнить. Например, как вместе с мамой работал на поле. Женщины серпами жали жито, а дети ставили снопы.
– Маці казала: "Ты, Сашка, прыйдзеш снопікі пацягаеш". У нас іх мэтлі называюць. Ці бабкі. Дзевяць снапоў ставілася, а дзясяты разломваўся і яго бы за шапку ставілі – гэта мэтля. У тое врэмя, яшчэ я пацан быў, гаварылі, што е такая цехніка, што і жне, і малоціць. Як сказалі б, што і хлеб пячэ, то б паверыў, – смеется пенсионер.
Единственное, что вызывает грусть у жителя умирающей деревни – так это то, что дома в деревне закапывают и людей нет.
– Гадоў два ці тры таму назад два дома закапалі недалёко коло краста. Цераз два дома апяць быў домік тожэ стары. Паліць баяліся, бо радам быў дом, нема як, так яны экскаватарам – то за дзень пазакопваў! – впечатлен старик.
В остальном жизнь в родной деревне его устраивает. Овощи есть со своего огорода, остальные продукты привозит автолавка два раза в неделю. Телефон есть, можно с дочкой из Бреста созваниваться. Телевизор есть, газеты и пенсию почта доставляет.
– Дачка прыедзе – а я ей тысячу в карман. Я палучаю 611 рублей. Жонка палучае 508. Сын інвалід трэцяй групы, палучае 247 рублей. Так шо ў карман грошы. Маем картоплі, бурак, капусту – усё сваё. Машына (автолавка – Ред.) вчорай была, там мы купляем малако, смятана, масла, гарэлка, піва, віно – каму шо нада. Не хватае - мукі закажаш, каб прывязла, зярна курам. В обшчэм, неплохо возяць. Аны тры разы на нядзелю ездзілі, но мала нас, хваціць і два раза. Прадсадацель сельскага савета даўно ўжо рашыў нам падвясці целяфоны. А то ў нас быў свінакомплекс, і там быў адзін целефон. Якая бяда – ноччу ці днем – нада ж пабегчы туда! А там жаж замкнёна. Каго найдзеш, каб адамкнуў, каб якую «скорую» вызваць. А шчас паправодзілі, мне дачка з Брэста звоніць. Любата! – доволен жизнью в Плехово коренной житель.
– Гадоў два ці тры таму назад два дома закапалі недалёко коло краста. Цераз два дома апяць быў домік тожэ стары. Паліць баяліся, бо радам быў дом, нема як, так яны экскаватарам – то за дзень пазакопваў! – впечатлен старик.
В остальном жизнь в родной деревне его устраивает. Овощи есть со своего огорода, остальные продукты привозит автолавка два раза в неделю. Телефон есть, можно с дочкой из Бреста созваниваться. Телевизор есть, газеты и пенсию почта доставляет.
– Дачка прыедзе – а я ей тысячу в карман. Я палучаю 611 рублей. Жонка палучае 508. Сын інвалід трэцяй групы, палучае 247 рублей. Так шо ў карман грошы. Маем картоплі, бурак, капусту – усё сваё. Машына (автолавка – Ред.) вчорай была, там мы купляем малако, смятана, масла, гарэлка, піва, віно – каму шо нада. Не хватае - мукі закажаш, каб прывязла, зярна курам. В обшчэм, неплохо возяць. Аны тры разы на нядзелю ездзілі, но мала нас, хваціць і два раза. Прадсадацель сельскага савета даўно ўжо рашыў нам падвясці целяфоны. А то ў нас быў свінакомплекс, і там быў адзін целефон. Якая бяда – ноччу ці днем – нада ж пабегчы туда! А там жаж замкнёна. Каго найдзеш, каб адамкнуў, каб якую «скорую» вызваць. А шчас паправодзілі, мне дачка з Брэста звоніць. Любата! – доволен жизнью в Плехово коренной житель.
"Я сам стаяў з вудай у раке і на самалёце"
В 2020 году Александр Бриль помог найти упавший в годы войны самолет, который искали 8 лет. Этим занимались участники историко-патриотическо-технического отряда «Авиапоиск-Брест». Благодаря им и наводке местного жителя удалось поднять из болота около реки Гривда бомбардировщик, который сбили в 1941, и захоронить останки летчиков.
– Восем год яны шукалі гэтага самалёта. Усе паўміралі, нікога няма, астаўся я. Я расказаў племянніку (где самолет – Ред.), нарысаваў ім план. Званіць: "Няма!" Кажу: "Давай, паехалі". – "Ай, ты там упадзеш, запутаешся". А там чарот – ён большэ мяне, усё зарасло. Мяне завязлі туды. Падходзіць адзін: "Не, там не прайсці, садзіся, я цябе панясу". Я кажу: "Да ну, што я, калека ўжэ саўсем". Правёў – і нашлі яны там.
В 2020 году Александр Бриль помог найти упавший в годы войны самолет, который искали 8 лет. Этим занимались участники историко-патриотическо-технического отряда «Авиапоиск-Брест». Благодаря им и наводке местного жителя удалось поднять из болота около реки Гривда бомбардировщик, который сбили в 1941, и захоронить останки летчиков.
– Восем год яны шукалі гэтага самалёта. Усе паўміралі, нікога няма, астаўся я. Я расказаў племянніку (где самолет – Ред.), нарысаваў ім план. Званіць: "Няма!" Кажу: "Давай, паехалі". – "Ай, ты там упадзеш, запутаешся". А там чарот – ён большэ мяне, усё зарасло. Мяне завязлі туды. Падходзіць адзін: "Не, там не прайсці, садзіся, я цябе панясу". Я кажу: "Да ну, што я, калека ўжэ саўсем". Правёў – і нашлі яны там.
– Откуда вы знали, что там упал самолет? Вам же тогда всего 4 годика было.
– Дык я ж там усю жызнь пражыў. Там мой бацька быў, чуў, як ён ляцеў, як яго падбілі таго самалёта. Там нашы людзі, каторыя ў том канцэ жылі, бачылі, зналі. Хадзілі туды, глядзелі. У нас все зналі, што падаў самалёт, не ўсе зналі, у яком месце. Мы там свае стада пасвілі. На рыбку з вудамі хадзілі. Я сам казаў сыну: "Я ж стаяў з вудай у раке і на самалёце!" І яны ўжо нашлі, раскапалі, дасталі два гэтых прапеллера і два матора. І пулямёта дасталі.
– Вам жаль, что родная деревня умирает?
– Да, не стане, я не раз ужэ і сам так казаў. Вот эты саседы – па 60 з лішнім год. Там бабка цераз хату жыве ўжо 85. Мне 84. Тому восенню будзе 80. І там дальшэ гэтакі. Ну мой сын яшчэ 44 года, і яшчэ ёсць два хлопцы дзе-та па 50 год... – прикидывает, сколько еще деревне осталось жить, плеховец.
– Тут жалко, шчо зарэ нас нэ станэ! – впервые вмешивается в разговор его супруга.
– В Брест дети зовут?
– Мне каб і прэдлагалі, я б не паехаў. Тут радам грыбы ў мяне. Тут сасняк – летам маслят было больш, чым нада. Падасінавікі нямнога, але е. Зялёнкі нямнога находзілі. Рыба, рака блізка... Летам картоплі пасадзіў, тое-сёе. Мне тут любата.
– Дык я ж там усю жызнь пражыў. Там мой бацька быў, чуў, як ён ляцеў, як яго падбілі таго самалёта. Там нашы людзі, каторыя ў том канцэ жылі, бачылі, зналі. Хадзілі туды, глядзелі. У нас все зналі, што падаў самалёт, не ўсе зналі, у яком месце. Мы там свае стада пасвілі. На рыбку з вудамі хадзілі. Я сам казаў сыну: "Я ж стаяў з вудай у раке і на самалёце!" І яны ўжо нашлі, раскапалі, дасталі два гэтых прапеллера і два матора. І пулямёта дасталі.
– Вам жаль, что родная деревня умирает?
– Да, не стане, я не раз ужэ і сам так казаў. Вот эты саседы – па 60 з лішнім год. Там бабка цераз хату жыве ўжо 85. Мне 84. Тому восенню будзе 80. І там дальшэ гэтакі. Ну мой сын яшчэ 44 года, і яшчэ ёсць два хлопцы дзе-та па 50 год... – прикидывает, сколько еще деревне осталось жить, плеховец.
– Тут жалко, шчо зарэ нас нэ станэ! – впервые вмешивается в разговор его супруга.
– В Брест дети зовут?
– Мне каб і прэдлагалі, я б не паехаў. Тут радам грыбы ў мяне. Тут сасняк – летам маслят было больш, чым нада. Падасінавікі нямнога, але е. Зялёнкі нямнога находзілі. Рыба, рака блізка... Летам картоплі пасадзіў, тое-сёе. Мне тут любата.
Зыбайлы
Деревня Зыбайлы – еще одна из умирающих деревень Ивацевичского района. Она расположена совсем близко к трассе М1. По некоторым данным, основана еще в 1794 году. Это соженная деревня: надпись на стеле в центре гласит, что тут погибли 260 человек местных жителей. После войны Зыбайлы возродились. А теперь тут зимует только один человек.
Николай Яловский живет в старенькой отцовской хате на краю деревни. Из щелей в доме на всю округу разносятся старые советские песни. Под аккомпанемент "говорят не повезет, если черный кот дорогу перейдет" мужчина выглядывает наружу, чтобы переброситься парой слов с гостями. Правда, дается ему это с трудом: местный житель приветливо улыбается, но отвечает односложно – видать, светские беседы он ведет не часто.
Николай Яловский живет в старенькой отцовской хате на краю деревни. Из щелей в доме на всю округу разносятся старые советские песни. Под аккомпанемент "говорят не повезет, если черный кот дорогу перейдет" мужчина выглядывает наружу, чтобы переброситься парой слов с гостями. Правда, дается ему это с трудом: местный житель приветливо улыбается, но отвечает односложно – видать, светские беседы он ведет не часто.
– Когда-то много было людей. Вся деревня была. Детей много было. Я родился в 58 году, то в одной хате 7 детей было. Сейчас один я. И все. Уже четвертый год. Летом приезжают дачники, из Бреста даже приезжают. Никто не хочет продавать хаты, – говорит Николай Яловский.
Из Зыбайлов родом его семья. Только в живых кроме него уже никого не осталось.
– Тетка с дядькой памярли, мама, отец. И остальные все поумирали уже, – заключает мужчина. – А молодежи хватало тут! Все нормально было.
К нему одному два раза в неделю приезжает автолавка, если будет надобность, приедет и скорая помощь – за это единственный житель деревни не переживает. Разве что одному ему все-таки скучно.
– Зара ничем не занимаюсь. Летом хватает работы, то дровы заготавливать, то картошку садить... А так скучно, – растерянно улыбается мужчина.
– Вам не жаль терять родную деревню?
– Ну а шо зробиш, коль поумирали... – пожимает плечами Николай Яловский.
Из Зыбайлов родом его семья. Только в живых кроме него уже никого не осталось.
– Тетка с дядькой памярли, мама, отец. И остальные все поумирали уже, – заключает мужчина. – А молодежи хватало тут! Все нормально было.
К нему одному два раза в неделю приезжает автолавка, если будет надобность, приедет и скорая помощь – за это единственный житель деревни не переживает. Разве что одному ему все-таки скучно.
– Зара ничем не занимаюсь. Летом хватает работы, то дровы заготавливать, то картошку садить... А так скучно, – растерянно улыбается мужчина.
– Вам не жаль терять родную деревню?
– Ну а шо зробиш, коль поумирали... – пожимает плечами Николай Яловский.
