О 90-летней Еве Пикулик, которую местные ласково называют Евчик, знает вся округа: она здесь самый старший житель. На её глазах деревня Христиболовичи гуляла свадьбы, танцевала, тяжело работала в полях, и на её же глазах деревня умирает. Наблюдать за этим грустно и больно, но, как говорят бабушки, ничего не поделаешь: молодёжь уехала много лет назад, возвращаться из города люди не торопятся, да и зачем, если жизнь в деревне – это бесконечная работа то в доме, то в огороде. Отвыкли. А старики, несмотря на запреты детей и врачей, ещё что-то пытаются делать в огороде, держат кур и, облокотившись на палочку, трижды в неделю ходят к автолавке. Местные рассказали Natatnik: как прожить в одной деревне и за всю жизнь увидеть только Пинск, чего не хватает в родных Христиболовичах, и вспомнили историю спасения ребёнка во время войны. Его, убегая от немцев, его потеряли в картошке.
Как только переступаешь порог дома Евы Даниловны, кажется, попадаешь в 80-90-е годы, в дом своей бабушки, где все такое родное и знакомое. На выбеленной русской печи – голубые шторки, кровати застелены «саматканымі посцілкамі», на стенах множество черно-белых портретов семьи Пикулик, а в углу – старая икона, украшенная рушниками. Ева Даниловна живо откликается на просьбу поговорить о прошлом и настоящем. Улыбается: почему нет, она же «при своей памяти».
– Мне ўжо 91-ы год, 15 марта было дзевяноста, – уточняет Ева Пикулик.
– Вы очень хорошо выглядите!
– Спасіба, але слаба я. Перад вамі, гавара, упала, да пабілася. Чэ вы знаеце, шчэ ў прошлым гаду палола агарод і всэ рабіла, а ўжо ў гэтым врач сказаў: “Нічыво не рабі, пакушай, прайдзіся туды-сюды, целівізар паглядзі”.
Вячеслав, единственный сын Евы Даниловны, слушая маму, улыбается, говорит, еще в этом году она помогала копать картошку. Без работы в деревне невозможно: начинаешь хандрить, да и дом всегда требует внимания, невозможно сесть сложа руки и целый день смотреть в окно. Вячеслав часто приезжает из Пинска в деревню, чтобы помочь маме по хозяйству, поухаживать за ней, и вдвоем, конечно, веселее.
«Які сакрэт? Менш нерваў, менш усяго поганага»
Вся долгая жизнь Евы Даниловны прошла в родных Христиболовичах. За 90 лет она выезжала только в Пинск и дважды в Борисов, чтобы увидеть сына, когда тот служил в армии. Теперь деревня – это пять местных жителей и пустые улицы. С каждым годом все больше домов, которые превращаются в дачи или закрываются на замок навсегда.
– У нас заўсёды сяло было невялічкае, а калхоз – у Лемяшэвічах. Я і свінаркаю была, і даяркаю. Трэба ж было неяк жыці, помашчы не было, – вспоминает прошлое Ева Даниловна и показывает свои скрюченные руки – по ним можно многое понять. – Кароў тады рукамі даілі, у мяне было і 19, і 22. А дома прыйдзеш – там свая стаіць, агарод, хазяйства. Гэта ж патом на апараты перайшлі, за два гады да маей пенсіі… А зараз лёгко жыць. Зараз жыці і не уміраці, пенсію даюць. От, дапусцім, я скількі палучаю? 630 рублей. Хватает. Раней ж пенсію не давалі, дзеці памагалі, а цяпер жа кожны сабе хазяін – прынеслі грошы ў хату, распісаўся.
Это сейчас у нее в хозяйстве кот и кошка, а еще 10 лет назад женщина держала свиней, корову, кур. Могла для сына и его семьи приготовить голубцы, оливье. Хоть и выглядит Ева Даниловна хорошо, ходит без палочки, но возраст дает о себе знать. Правда, каждый год продолжает сажать огород: помидоры, огурцы, лук, картошку. Говорит, ее день проходит незатейливо. Вот перед нашим приездом приготовила суп, натопила печку.
– Нічога не раблю, пасэдзьваю, целівізар гляджу: кіно ўвечары, калі е нейкае харошае, “Давай пажэнімся”.
– Вы замуж собираетесь? – наша собеседница быстро ловит шутку и улыбается в ответ.
– Не, люблю паглядзець, як жэняцца, бяруцца… Была тут суседка, якую забраў сын, яна да мяне прыйдзе, а я да яе. Да так і добра – поганімо, посадзімо. А цяпер няма да нікога ідті, увечары то целівізар гляджу, то з катамі гаманю, гладзю іх.
15 марта Ева Пикулик собиралась отметить 90-летие, но ковидом заболел ее сын, да так тяжело, что все отменили, как говорит долгожительница, «якія гулі?». А к юбилею колхоз прислал 100 рублей, вот и весь праздник.
— Ева Даниловна, в вашей семье все долгожители?
– Не, браты паўміралі раней, аднаму і 70 не было, а другому – 80. У нас было пяцера дзяцей, я самая паследняя і жыву (смяецца). Коб, вы знаеце, коб жыв і на нагах сам сябе насіў, коб ніхто не даглядаў і пры ўму – от эта харашо б было.
Сколько мы ни пытались узнать секрет её долголетия, жительница Христиболовичей признается, что и сама не знает. Спит она мало: ночи для неё теперь длинные, бессонные, и лучше, если бы их вообще не существовало, поэтому хороший сон точно не про неё. Может, секрет в простой еде?
– Зараз ужо нічога не нравіцца, каб гэта апетіт быў, жажда такая, шоб хоцелася, – отвечает Ева Пикулик. – Ну, картошку ем, от супу наварыла ды паела, укінула курыцы кусок да пяць картошкі, да макарону крохі. Як дажыць да 90 год? А хто яго знае! Перад пенсіяй, гадоў 40 назад, папала ў бальніцу, думала, памру, і памятнік заказала. І зараз у сараі ляжыць. Чаго вы галавой круціця? Суседзі тожа заказывалі, а баба шчэ жыва. Гэта ж я гатавалася уміраці, думала, канцы аддам, а яшчэ і зараз жыву! Менш нерваў, менш усяго поганага. От дай жа прожыць добре і здаровым, і вясёлым. Чаго тады будзе лезці ў голаву поганае? А як калі біль ў душы – дзе ж ты дзенешся? Не выкінеш з галавы поганае. Раней сядзела, думала, як заўтра будзе, што рабіці, а цяпер думаю, як уміраці буду.
«Калі ўцякалі ў вайну ад немцаў, меня згубілі ў бульбе»
Дом Евы Пикулик стоит возле деревянного креста, который оберегает деревню, для местных – это постоянное место встречи. Сюда трижды в неделю приезжает автолавка. А пока её нет, каждый занимается своим делом: Вера Шитько тупает по огороду и кормит кур, Любовь Смольская говорит с соцработником, Зоя Пикулик сидит дома, а ее муж Михаил Иванович, облокотившись на палочку, нагоняет уже который круг возле своего дома. Он единственный мужчина на все Христиболовичи. Говорят, летом здесь веселее, добавляется еще человек пять.
– А как звучит, да? Хри-сти-бо-ло-ви-чи! – смеется сын Зои и Михаила Пикуликов, который с братом и сыном приехал помочь родителям приготовить сад к зиме. – Кажется, здесь столько людей живет! А всего 5 человек.
Местные с грустью замечают: раньше их деревня не была такой заросшей кустами и деревьями, выглядела иначе, и не без гордости добавляют: в Пинск они плавали на теплоходе. Вот какие времена были!
– Было два цеплахода: увечары і рана. Вунь там же рака, – показывает 78-летняя Вера Шитько за деревья, но, стоя возле её дома, ничего не видно. – Цеплаходы курсіравалі то туды, то сюды. Добра было. Як далі аўтобусы, рака закрылася для цеплаходаў.
Самый большой город и единственный, который видела Вера Михайловна, – Пинск. Но чаще всего местные стремились в соседнюю деревню Лемешевичи, там были контора, колхоз, сельский совет, церковь, клуб. Теперь Христиболовичи живут своей тихой, почти незаметной для других жизнью: «Як вячарэе, наступае ніч, дзверы – на замок і сядзю, бы сава». Уже попращавшись с Natatnik, Вера Шитько закрывает калитку и невзначай начинает рассказывать историю, благодаря которой осталась жить:
– Я з 1943 года. Калі прыйшлі немцы, людзі сталі уцякаць за раку. Беглі і мае маці з бацькай, уся сям’я, ды маці мяне малую згубіла. Я стала крычаць, а бацька кажа: «Уцякайма, бо нас паб’юць». А маці адказала: «Не, я дзяўчыну не кіну». Яна вярнулася, знайшла меня ў бульбе, а потом усе разам лодкай пераехалі праз раку.
На руках у местных бабушек почти нет фотографий, объясняют это так: камер тогда ни у кого не было, съездили к фотографу в Пинск, снялись раз в 40 лет – и всё на этом. Поэтому только на словах могут рассказать, как выглядела их семилетняя школа, какие дома в то время стояли, как проходили танцы. Фотографий, увы, нет.
В школе осталось два ученика, и её закрыли
Мы идём по улице Центральной к соседке Веры Михайловны – Любови Смольской. Соседка, это, конечно, громко сказано, проходим один пустой дом, второй. Любовь Даниловна как раз заканчивает разговор с соцработником и приглашает нас в дом: там будет проще до неё докричаться, слух уже не тот. Она много лет работала учительницей биологии и химии в школе, которая стояла через дорогу.
— Я прыйшла сюды ў 1959 годзе, было 180 учэнікоў: з Тупчыцаў, Чорнага і Хрысцібаловіч, – делится своими воспоминаниями Любовь Даниловна. – Школа дзеравяная, аднаэтажная, у адным класе вядуць урокі, а ў другім цераз дырку ўсё відна. Каб дзеці памясціліся, вучыліся ў дзве смены. Мае даражэнькія, тады і свету не было, толькі лампы-керасінкі. А як такая пара, як зараз, цёмна было і ў першую смену, і ў другую.
Одно время Любовь Смольская была директором семилетки, но от этой роли отмахивается. Мол, какая должность, когда в сарае стояли две коровы, свиньи, куры, дети маленькие, а муж был трактористом в колхозе. Признается, сама попросила, чтобы снова вернули работать учительницей, а в 1982 году школа закрылась «за неимением учеников». Точнее, их осталось два – дочка Любови Даниловны и сын Веры Михайловны. И дети на уроки стали ходить в Лемешевичи.
Потихоньку молодежь уезжала из Христиболовичей: в Пинск, Брест, в Украину… И деревня стала пустеть, умирать и превратилась в деревню пенсионеров. Спрашиваем у Любови Смольской, не хотела ли она когда-нибудь переехать в город.
– Хацела, але муж быў проціў. А потом і я. Тут спакойнее, чым у горадзе. А зараз адзіночэства… От кот ёсць і харашо. Судоку разгадываю, карты раскладываю. Раней было веселее. У школе спраўлялі ўсе празднікі, усе вечара. Мы з дзецьмі езділі ў Мінск, Кіеў. Гэта ж было весялосць, моладасць.
– Вам 86 лет, соседке – 90. Как думаете, почему много долгожителей можно встретить в деревне, а не в городе? И это притом, что у вас всех была тяжёлая жизнь.
– Старыя людзі больш закалены і менш стрэсаў палучалі. Цяпер суседзі жывуць, адзін аднаго не знаюць. А тады людзі весялісь, адзін аднаму рады быў. Прыходзіць вечар – на вуліцы ставілі гаршочкі, варылі бульбу і елі разам. Мы былі здаровыя, як коні. Гэта щас навалам яды ў магазінах, раней заб’юць аднаго кабанчыка на год, ды пака не з’ядуць пячонку, сялязёнку, усё на свеце – ніхто сала і мяса не дасць.
На Христиболовичи местные смотрят с любовью и тоской. Остановить процесс умирания деревни невозможно, хочется найти хоть какую-то зацепку, что мы общаемся не с последними ее жителями, но ни у нас, ни у деревенских этого не получается.
– Мусіць, вёска памрэ, – спокойно говорит 90-летняя Ева Пикулик. – Няма каму жыць, а хто е – той уцякае ў горад. Маладыя паадвыкалі, ужо не хочуць жыць на хазяйстве і работаць. Гэта старыя яшчэ варушацца рабіці.
– Ну, не все, – сын Вячеслав тут же приводит пример, что деревня еще кому-то нужна. – Есть один хлопец, ему лет 45, так бабушка с дедушкой оставили старую хату, он ее переделывает, и почти здесь живет.
– З кім ён жыцямя будзе? Няма ж людзей. Ну, я яшчэ, да тры бабы. Да кого прыйдзе? Але ж ён добры, усё ўмее рабіці, пчолы дзяржыць. Мы зайшлі с бабаю мёд купляці да яго, а ён кажа: “О, гэта купцы прыйшлі да меня мёд купляці, ім трэба ўжо дарма даці!” І вы знаеце, ён усё раўно гасцінцы сілаю ў сумку палажыў. Душэўны такі, спакойны, такіх больш няма.
Нотки ностальгии накатывают и на сыновей Зои и Михаила Пикуликов. Они приехали в отпуск в родную деревню, в какой-то момент откладывают в сторону все дела в саду и, стоя у родительского дома, начинают вспоминать детство и расцвет Христиболовичей. Раньше вёску и Пинск связывала дорога не из асфальта, а из бутового камня.
– Тут же было две «чаргі кароў»! Все вокруг косили, не было такого, как сейчас, что все заросло. Места хорошие всегда были. Отец хату построил в 70-м году и на сегодняшний день переживает, кому она достанется. Если доживу до 63-х (до выхода на пенсию – Прим.), с удовольствием приехал бы на рыбалку, но, наверное же, сделают пенсию в 65, и не ясно, как себя чувствовать будешь. А пока приезжаем каждую осень, всё требует ухода, раньше отец, пока ходил без палочки, делал основную работу сам, а мы уже приезжали по крупным вопросам. Но слава богу, что вообще ходит.
Михаил Иванович останавливается, улыбается и снова вытаптывает знакомый маршрут возле дома. Так он будет ходить, пока не стемнеет, а потом местные закроют двери на замок и «пасядуць, як совы». До утра. С рассветом в Христиболовичах начнется привычный неторопливый день: из труб повалит дым, заработает телевизор, и лучшим собеседником станет кот Мурзик.
Natatnik
