Natatnik побывал на открытии Центра временного пребывания лиц, освободившихся из мест лишения свободы и утративших социально-полезные связи (сокращённо — Центр социальной адаптации). Он действует в Бресте с 2011 года, а сейчас вновь открылся после ремонта. Тут живут люди, освободившиеся из мест заключения. Им помогают. Но нужна ли им именно такая помощь?
Просыпаясь утром, мы принимаем душ, выпиваем чашку кофе, завтракаем и спешим по делам. Кто-то не выспался, у кого-то не закончен проект, да мало ли отчего нам кажется, что утро добрым не бывает. А с чего начинается утро того, у кого нет дома? Кто проснулся на улице, потому что у него нет постели, а чашка кофе…. Нет у него в утреннем меню кофе. И завтрака нет, есть просто еда, хорошо если раз в день.
Вы думаете о них? Нет? А ведь они рядом.
Открытие без торжества, но с претензиями
В четверг вечером мне позвонил Игорь и сказал, что в городе открывается Центр социальной адаптации. Игорь — один из волонтёров, которые делали здесь ремонт. В пятницу он встречает меня у общежития КУП «ЖРЭУ» г. Бреста на улице Советской Конституции, д. 26.
Поднимаемся по ступенькам. На вахте записывают в журнал наши имена и фамилии. Пока ждём «важных гостей», я начинаю знакомится с теми, кто рядом.
Вход в Центр социальной адаптации – обычная деревянная дверь, окрашенная в тёмный цвет масляной краской. Красные ленты отсутствуют. Ничто не говорит о торжественности момента. Вхожу во внутрь. Центр — это жилой блок из двух комнат, кухня, туалет и душ. В комнатах стоит запах свежей краски.
Люди указывают мне на мужчину лет сорока и говорят, что он здесь живёт.
— Можно я вас сфотографирую?
— Да, пожалуйста.
— Вы поговорите со мной?
— Конечно, когда все разойдутся…
Заходим в комнату, где ещё никто не живет. Вместе с нами – молодой мужчина в красной куртке. Он говорит мне:
— Все стены красились. Сфотографируйте всё. Вот этот угол, ванну снимите.
Теперь он обращается к жильцу повышенным тоном:
— Здесь смеситель новый ставили. Мы всё отмывали. Душ сделали, туалет. Спрячь бутылки. Хочешь сказать, не куришь здесь?
— Курю.
— А кто тебе разрешил?
— Где написано, что нельзя курить?
— Ты сегодня соберешь вещи, я тебе обещаю…
— Сегодня?
— Да.
— Ради Бога, я пойду на улицу.
— Пойдёшь на улицу.
— Убери это всё за собой. Прямо сейчас.
— Сейчас всё и уберу.
Власти обещают помочь найти работу
На открытии Центра присутствует управляющий делами администрации Ленинского района Бреста — Владимир Тупица.
— В рамках работы наблюдательной комиссии смотрим обновлённые комнаты Центра социальной адаптации для лиц, утративших социальные связи. Это люди, которым некуда возвращаться после тюрьмы. Здесь они могут проживать до трёх месяцев. Это им помогает найти работу, наладить быт и уже самостоятельно решать свои жилищные вопросы, — рассказывает представитель властей. — Программными документами финансирование таких центров не предусмотрено. Поэтому привлекаем волонтёров и тех, кто готов провести текущий ремонт и обновить инвентарь за свой счёт.
— Центр открылся в 2011 году. В какой-то момент назрела необходимость сделать ремонт и открыть двери повторно. После заселения мы помогаем жильцам Центра трудоустроиться в организации и предприятия, которые могут предоставить общежития. Либо человек сам ищет работу. Заселяем всех, кто пожелает, — объясняет начальник уголовно-исполнительной инспекции Ленинского района Бреста Андрей Пышкин.
Церковь будет молиться
В коридоре вдоль стенки стоят люди:
— Мы из церкви «Спасение». Нас тут целая команда. Мы волонтёры.
— Имеет ли значение вера тех, кто обращается к вам за помощью?
— Нет. Не имеет. К нам приходят люди разных конфессий и неверующие. Приходят и наркозависимые, и алкозависимые, и игроманы. Нашей группой руководит бывший игроман, — отвечает Марина, член церкви.
— Он сейчас здесь?
— Его здесь нет, но есть бывший алкоголик и бывший заключённый Виталик.
— Рано или поздно человек заходит в тупик, — подключается к разговору Виталик. — У меня три судимости, общий срок заключения — пять лет. Последний срок отбывал в Бресте в СИЗО.
— В СИЗО к вам приходил священник?
— Нет. Я в камере молился, как умел, стоя на коленях. После этого мой знакомый меня привёл в церковь. Я уже пятнадцать лет в церкви. У меня семья, четверо детей, дом, бизнес.
— Этот центр единственный?
— В Бресте мы знаем два. Этот и у Церкви Христиан Веры Евангельской.
— Если человек срывается, как вы ему помогаете?
— Мы молимся и читаем Библию. Мы здесь будем вести духовную работу, — отвечает другой член церкви Юрий, тот самый мужчина в красной куртке, с которым мы познакомились чуть раньше.
Лучше еда, чем Библия
Когда все расходятся, мы с пока единственным жильцом Центра располагаемся в его комнате.
— Игорь Николаевич, можно Игорь. Недавно освободился из мест лишения свободы. Жить мне негде, и горисполком совместно с милицией выделил место в Центре.
— Как оказалось, что вы без жилья?
— У меня был свой дом…
В комнату заглядывает Юрий и обращается к Игорю:
— Всё, мы поехали. Смотри, чтобы здесь был порядок. Кто-то из нас будет постоянно приезжать.
Игорь продолжает:
— Когда отбывал наказание на «химии», нужны были деньги, вот я и продал этот дом. Я уже второй раз в этом центре. Лет пять-шесть назад здесь прожил три года, а работал дворником. Потом опять сел в тюрьму. Два месяца прошло, как я освободился. На работу нигде не берут. Майор обещает, но я не верю. Обращался и в центр занятости, в ЖРЭУ. Готов дворником работать за триста рублей. Не хотят брать, потому что сидел. Тут из администраций разных спрашивают, а почему вы к нам не идёте на работу? Так я пришёл, а вы меня не принимаете. В отделе кадров девочка молодая вообще меня послала. Может, сейчас что-то изменится с этой сектой или секцией, как она там правильно называется.
За два месяца никто не поинтересовался, как я живу, есть ли у меня что покушать. Меня ведь и сюда не хотели селить. Для вселения нужно было оформить документы, которых у меня не было. Стать на учёт в центр занятости. Пройти медкомиссию. Как бы мелочь, но за каждую справку нужно заплатить. Эти два месяца приходилось где-то жить: и на вокзалах, и на улице, иногда у друзей. В центре мне разрешили пробыть полгода. Потом тоже смогу жить, только буду за это лично платить, рублей двадцать пять, наверное.
— Где будете деньги брать?
— На работу пойду. «Гражданин генерал» пообещал, что найдёт мне работу в ближайшие дни, но я слабо верю. Лично про него ничего плохого сказать не могу, но я был у других «генералов», и все они обещают, а толку нет.
— Сколько вы провели в тюрьме?
— Общий срок — двадцать лет. Не хотелось бы туда опять «заезжать».
— Скажите, все эти люди, которые сегодня здесь были, кто они для вас?
— Первый раз их вижу за всё время, сколько здесь проживаю. Ну кроме милиционера и мужика из домоуправления. Вот они сегодня пришли, по**здели, «порядок навели». Могли просто привезти какой крупы, риса, гречки? Ведь никто из них не спросил, что я кушал и когда. Ремонт хороший, а унитаз не работает. Хотя зачем он мне, если у меня в животе пусто. Килограмм сахара и булка хлеба — вот и был бы для меня праздник.
Мне чтобы объехать несколько мест в поисках работы, нужно добираться на общественном транспорте, а для это нужны деньги. А где их взять? Поймают — и сразу штраф.
— Вы человек верующий?
— Я Его не видел. Вот если увижу — поверю. Были у нас в тюрьме такие, которые на воле насилуют малолетних, туда приезжают, ходят в храм с Библией, молятся, матом не ругаются. Когда ему говоришь: ты же, с*ка, изнасиловал… А он: всё, я поверил. Но выходит и творит то же самое.
— В центре живёте по тюремным законам?
— Нет. Это ж неправильно. Не важно, блатной ты или нет. Блатные и всё остальное остались там.
— Кто или что вас удерживает на воле?
— У меня есть женщина. Мы с ней не расписаны, но я её называю женой. Встречаемся в промежутках между моими отсидками уже лет пятнадцать. Нашей дочке четырнадцать лет.
— Называет папой?
— Да, папа. Ну, а как ещё? Это тёща меня может и сволочью назвать, а дочка два-три раза на день звонит, интересуется, как я. С женой и дочкой у меня хорошие отношения. Тёща меня не любит — вот мы и не живём вместе. Не верит, что меня не берут на работу: думает, что я сам не хочу. Обидно, когда нечего дать дочке, даже пять рублей…
Да пойми ты. Такие, как я, никому не нужны. Вот человек мыкается по городу ему и поспать-то негде. Ладно, летом можно в кустах прилечь и яблоко съесть, а зимой куда? Обратно в тюрьму? Лучше на воле работать дворником за триста рублей. Вот и я надеюсь, если только майор меня не обманул, буду работать. Но не на секту за еду, и в церковь я не пойду.
Вот принёс он мне эту книжку, положил… Это — не моё. Даже если буду с голоду помирать, я туда не пойду. На крайний случай пойду в магазин и украду булку хлеба. Церковь – не моё. Может кто-то меня переубедит. Я слабо в это верю.
Игорь прерывает свой монолог, молчит. Потом встаёт:
— Может, пойдём уже? Курить очень хочется.
Уходя, я интересуюсь у жильцов этого общежития что, они думают про таких соседей. Высказываются по-разному. Люди постарше говорят о взаимопомощи. Молодые — о том, что семейное общежитие — не лучшее место для таких центров. Мамы переживают за своих детей, рассказывают, что предыдущие жильцы даже заходили к ним в блоки и дебоширили. Но все соглашаются, что этим людям нужна помощь. Главное, чтобы кто-то следил за порядком в центре.
Мы с Игорем обмениваемся номерами телефонов. Я обещаю ему звонить до тех пор, пока он ни найдёт работу. Кто знает, может Игорь станет героем новой истории со счастливым концом.
Фото автора
