Мой дедушка родился в 1936 году, а бабушка была с 1942 года. Бабушки уже несколько лет нет в живых. А рассказчица она была! Только спроси –станет рассказывать про своё детство. Да так интересно, как сказку слушаешь. Жаль, что её интересные рассказы я не додумалась записывать.
Дедушка же на рассказы скуп. Скажет пару слов, задумается о чем-то или вовсе отмахнется рукой. Вспоминать прошлое он не очень любит, а если и вспомнит, то подробностей не дождешься – не умеет он рассказывать. Но те крохи, которые я слышала от него, решила записать на память.
Отец моего дедушки – Яшка, мать – Вера. А отец Веры – дед Гришка. Дальше рассказы от моего дедушки Степана.
Мой дед Гришка полюбил Наталку одну. Ездил всё к ней. И она понесла от него. А мать деда Гриши начала причитать, что у Наталки той только один кожух в приданое и больше ничего нет. Не разрешила ему с ней побраться, нашли Грише Настю, у той Насти был и кожух, и платья. Ну, побрался он с ней. У деда Гриши жили с мамкой его, а как начинала Настя с матерью ругаться, выходил дед Гришка на порог и смеялся, за живот хватался. Они друг друга за волосы тягали, а он смеялся: «Сама нашла мне такую невесту, такую жену», — говорил.
Были у них дети и баба Вера, мама моя, была. А дед Яшка (*отец моего дедушки) сиротой был. Как с бабой Верой познакомился, ему тёлку дали и коня дали. Поставил он хату тут и господарыли как-то. Сам он асфальт клал на дороге, которая до Высокого идет. Сидел на камнях, а другие молотом бил. Бьет, измельчает, суби (*себе), а посля укладывал их на дороге, выкатывал, чтобы ровно было. Так дорогу делали. Тяжело было, долго делали.
Батько мой, дед Яшка, совсим слабо умел читать. Бывало, сядет за столом на кухне у окна, водит пальцем по книге и губами хлопает. А как дочитает книгу до конца, опять с самого начала начинает. И хлопает теми губами, старается. А баба Вера шила. Просто шила, ничего богатого не делала, но к ней всегда люди шли: кому споднэцу (юбку*), кому кожух, кому шось шэ.
***
Когда мы были хлопцами малыми, после дождя бежали за лес смотреть, как радуга заканчивается. Бежим на гору далеко-далеко, а радуге всё конца нет. Пока добежим до леса, она и пропадет.
Гриб не растёт, если на него посмотришь. Правду тоби, Таня, кажу. Якось был в лесу, увидел гриб, а малой такой был, резать нэма чого было. Оставил его. И посля приходил в лес, а он так и стоял малэньки. Так и засох, а не вырос.
***
Были у нас в деревне три млына, кажуть, што от них и назва пойшла. Но этих млынов я уже и не помню. Пришёл немец, всех их взорвал, только и насыпы остались. Тож река Лесная ширше была, чем сейчас, но плэтка (*мелкая) и по ней дерево на судах сплавляли с Беловежской пущи по весне. Ну як по весне, когда льда нет. Сплавляют дерево и вытягивают конями.
А возле реки жыд жил богатый. И одного раза хотели дорогу из Шалич до Олешковичей делать. А жыд богатый был, подумал, чего это будут мимо его дома дорогу делать, поговорил он с ними и дорогу на Демянчицы пустили.
Жила в Демянчицах пани, ох и жадная была. Послала одён раз в магазин бабу одну и денег дала на посуду. Та баба пришла, посуду купила и принесла сдачу. Раскричалась пани, што ты сделала, что ты мне такую посуду плохую купила! Идёт баба по сэли (*деревня), плачет, а ей говорят: «То ж та пани в магазин не пойдет, иди другую дешевую возьми, а ей скажи, что дорогая». Так баба и сделала.
В Млынах три моста через реку были. Дамбу насыпали высокую для мостов, коньми тёгали песок. Тяжело было. Мосты деревянные были, погнили уже все. Там, за селом, шэ стоят столбы деревянные, остатки тых мостов.
Автор: Татьяна Мороз
Фото автора
