Журналистка и мама двоих сыновей Катерина Богданова, подписывая сто тетрадей к школе, задалась вопросами, которые наверняка не раз посещали многих родителей школьников.
Половину воскресенья убила на то, что подписывала тетради. По всем правилам орфографического режима. Выдавила из детей, как нужно подписывать немецкий и английский (сама владею только вторым). Две для работ на уроках, одна – для контрольных. Это по письменным. По устным просто полуобщие тетради. Обложки для тетрадей и учебников были куплены в «усиленной» комплектации, простыми словами говоря – много. В процессе подписания титульных листов поняла, что к учебному году не готова – не хватило обложек, полуобщих тетрадей. Хватило ручек. Но их было двадцать штук.
К своей школе я относилась очень нейтрально. Когда в первый класс пошли мои дети, поняла – не люблю.
У меня вполне себе разумные сыновья, которые любят порассуждать о причинах Карибского кризиса и притязаниях Англии на Фолклендские острова. Но в школе они – тихие троечники.
Потому что наша школа не готова к детям, которые хоть чем-то отличаются от массы.
У старшего дисграфия (частичное расстройство письма). Это я ему диагноз поставила. Ну и логопед подтвердила. Правда, выяснилось, что официально такое нам прописать не могут. Доказать наше нарушение письма практически нереально: оно в лёгкой форме. Ребёнок для спецшколы не годится. Но и в общеобразовательной себя не нашёл. Перебивается в статусе тихого троечника. Со временем какие-то буквы становились хуже, какие-то лучше. К девятому классу эта проблема насовсем не ушла – сын настойчиво путает направление русской «Г» и латинской «S». А когда в пятом классе резко увеличилась нагрузка, он просто перестал писать. Потому что таким детям нужно прилагать гораздо больше усилий для того, чтобы записать слово.
Поэтому пока я выбрала для себя такой путь – подписывать его тетради до самого окончания школы. Потому что когда я пыталась бороться с ребенком и его ошибками в тетради – плохо было обоим.
У младшего другой крен. На том месте, где обычно сидят, у него живёт семейка ежей. Поэтому на стуле человек усидеть не может. Ему бы сделать перерыв во время урока (некоторые учителя так и делают для него – за что большое спасибо), но нельзя – нужно высиживать обозначенные 45 минут.
У приятельницы ребёнок поменял две школы, и каждый раз выявляется одна и та же проблема. Он просто начинает болеть необъяснимой болезнью. Повышается температура, обостряется кашель. В итоге ученик пропускает четверть, полгода. И никто не может найти причины…
Каждый год наша школа встречает стрессом. Стрессом очередных перемен.
Убрать физику – добавить физры. Ликвидировать МХК, через два года ввести «Искусство». Сделать три группы по иностранному, сократить до двух. Всё это – такая внешняя мишура, что под ней теряется главное – сам ребёнок и его потребности.
Честно – я не знаю, как быть родителям, у которых нестандартные дети. Для каждого нестандарта не создашь отдельный класс. Но то, что школа должна быть не такой консервативной, – безусловный факт. Учителю можно позволить не снижать оценки за помарки, если решено правильно (Эйнштейн: «Если беспорядок на столе означает беспорядок в голове, то что же тогда означает пустой стол?»), а вместо ручки разрешить писать карандашом. И не заводить бесполезные конспекты по русскому языку в эпоху доступности Интернета.
Наша школа – место для усреднённых детей. Возможно, кому-то это очень удобно. Но только не отдельному ребёнку, который умеет анализировать, но не знает, для чего заучивать прозу (и правда – для чего?) Который живо интересуется разработками Илона Маска, но не понимает, почему оценка по физике так важна. Честно говоря – я так и не нашла аргументов в пользу десятки своим детям. Потому что у них любимая цифра – четыре.
Это забота не учителя, а министерства. Но те, кто там сидят, принимают решения исходя из собственного школьного опыта, полученного 30-40 лет назад. А он тогда был другим. Как и дети.
Фото автора, иллюстрации web2edu.ru
Читайте также: “В этой школе с детьми дружить нельзя”. Учительница о распределении в деревню
