Жизнь в четырёх эпохах. Оккупация (часть 2)

Брестский пенсионер Владимир Иосифович уникальный человек – родившись в 1930 году в Западной Беларуси, которая в то время входила в состав Польши, он пережил немецкую оккупацию, 26 лет отслужил в Советской армии, а теперь находится на заслуженном отдыхе. Natatnik побеседовал с Владимиром Иосифовичем и записал его воспоминания о событиях, свидетелем которых он стал. 

Оккупация (часть 2)

Немцы у нас были два раза. Первый раз, когда начали войну с Польшей, но тогда был заключен договор Советского Союза с Германией Молотова-Риббентропа о сотрудничестве. Западная Беларусь в то время входила в состав Польши, а Польшу немцы прошли, как кот мышонка схватил, и вошли на территорию Брестской земли. Они тогда дружили с нами: «Сталин и Гитлер гуд!» Они разместились недалеко от деревни, окопы себе сделали. Один такой окоп на целое отделение был. Мы, пацаны, даже вечером приходили к немцам. Они нас угощали конфетами, шоколадом, а стариков и мужчин сигаретами, папиросами.

Немцы у нас пробыли больше недели. Приходят как-то за молоком: «Проше млека». Дадим молока, они обязательно рассчитываются немецкими деньгами. А что те деньги, что на них купишь? Были так называемые оккупационные. Просят яйца, тоже дают деньги. Иногда вместо денег – у нас тогда уже не было соли, кончилась – солью рассчитывались. Короче, очень хорошо было тогда.

Советская власть и начало войны

В тридцать девятом, в сентябре месяце, нашу территорию заняла советская власть.

Всё советское было до сорок первого года. А там началась война. И как она началась? Утром выводят лошадей пасти. Когда вывели каждый свою лошадь отдельно, слышим взрывы. А вывели рано, уже где-то часов в пять. Слышим взрывы. А что там Брест – не далеко же. Одни говорят, что это война. Другие – что это манёвры. И вот идёт обсуждение. Те, кто более ушлые, участники Первой мировой войны: «Какие могут быть манёвры? Если бы манёвры, то не было бы пожаров. А ты смотри, как дымит». В десять часов приезжает председатель сельского совета и говорит: «Собирайте команду копать Днепро-Бугский канал» (тогда туда посылали). Ему говорят: «Какой канал? Война». А он: «Никакой войны нет». Но его убедили, собрался и уехал. Это воскресенье было. А уже в понедельник, в десять часов, у нас немцы.

Наша деревня Яменка располагалась на таком тракте, там какие только войны не были – и Наполеон, говорят, был, и в Первую мировую войну через неё шли. В соседней деревне такого потока немцев не было. И вот сколько валили эти немцы – пехота, танки, в общем, все – нельзя было перейти улицу на другу сторону, без остановки шла колонна. Немцы шли мимо, никого не трогали. Единственное, что им надо было, это продукты питания: могли корову забрать, убить кабана, у нас забрали лошадь и повозку. А чтобы кого-то наказывали или расстреливали, ничего этого не было. И вот так валили, валили, валили недели две.

Один немец заходит к нам в дом. Отцу даёт пачку махорки, и мать моя говорит ему: «Хоть бы дулго не была эта война». А он ей: «А не, матка, праз шэсть тыгодзень мы до Москвы дойдзема, а там и вшыстко». Вот так они планировали. А говорили по-польски, но это были немцы, они многие владели польским, потому что рядом границы и польский им нужен для того, что, зная польский, они могли беларуский и русский понимать, ведь многие слова похожи (хлеб, вода, мясо, гуси, качки). Вот они и учили польский. Во время войны немцев в самой деревне не было, отделение было в Дмитровичах. Там была комендатура. Там нам паспорта выдавали немецкие.

О партизанах и полицаях

На нашей территории много осталось советских солдат. Ведь захватывали в плен очень много. Этих солдат немцы не трогали, не наказывали. Они разместились по домам, помогали по хозяйству, пахать, сеять. У нас не было лагерей для них. Дальше, говорят, были. У нас пленных солдат были десятки, а не полк. Вечером зимой девушки занимаются рукодельем, а к ним солдаты приходят на вечеринку, поют и разучивают песни, никто их не трогал. Так было до сорок второго года. А там появились партизанские отряды, и они тогда стали уходить в лес.

Немцы очень строго наказывали за связь с партизанами. То есть чтобы партизанам не помогали ни питанием, ни одеждой, ничем. И вот одна деревня, мы её в деревне называли Лиски, не помню точное название. Там с партизанами была связь, немцы узнали и решили наказать. Как? В один сарай заперли женщин с детьми, во второй мужчин. Зажгли. Сгорели в сараях. Другой пример. Деревня Рожковка, если проезжать Дмитровичи, перекресток и налево, километров семь. Тоже была связь с партизанами. Решили тоже наказать, но более гуманно. Детей до 15 лет разрешили отпустить, их могли забрать родственники из других деревень или знакомые. Собрали женщин и мужчин отдельно и ждали команды уничтожить. И люди ждали смерти. А вдруг прилетает самолёт и даёт сообщение: «Отбой». Люди плакали от радости. Чего решили не наказывать, не знаю. Может, решили, что сколько людей не наказывай, а связь была и будет.

Любое государство должно выполнять международные требования. То есть война есть война, они могут убивать солдат, военных, но гражданских людей убивать нельзя. Видимо тоже это учли. Это раз, а во-вторых, у немцев шло отступление, русские начали постепенно немцев гнать. Может, подумали, что придётся за это отвечать.

У нас в деревне не было партизан, в партизаны уходили те люди, к которым немцы требования предъявляли. Например, кто был депутатом. Всё это немцы знали через полицаев. И у нас такие были. Через полицию доносили, что вот этот был депутатом, его, значит, могли забрать. И вот такие люди уходили в партизаны.

А что с полицаями стало после войны? Я их по пальцам не считал. В Дмитровичах комендатура была, там немцев, может, человек семь-восемь было, и полицаев с десяток. Полицаи чувствовали, что им за это будет. Как начали отступать немцы, с ними отступали и полицаи. Один такой был очень нехороший, ему удовольствие составляло убить человека. Так говорят, что он был в Польше. И потом кто-то его в Польше узнал и доложили нашим властям. И его оттуда забрали. А один в соседней деревне был полицаем и в лесу прятался, дома убежища сделали, скрывался.

Хлеб и самогонка 

А как жилось при немцах во время оккупации? Есть поговорка: кому война, кому мать родна. Если в Ленинграде у них там была блокада и хлеба давали всего лишь 125 грамм на человека, то у нас хлеба было сколько хочешь. Но немцы разрешали смолоть на мельнице 10 килограмм зерна в месяц на человека. Нас было четыре человека в семье, то есть 40 килограмм. Этого вполне достаточно было, чтобы кушать хлеба вволю. Но кроме муки для человека, надо было мука для свиней и скота, плюс мука нужна была для самогоноварения. А немцы на это смотрели сквозь пальцы. Приедут в деревню: «Самогон. Самогон». Староста соберёт бутылки, а гнали все, и молодые и старые. Старухе тоже нужна самогонка – мужа нет, а надо что-то сделать. А расчет чем? Самогонкой.

Давали нам карточки, и мельник тебе отмечает 40 килограмм. Мы просим: «Ты пиши не химическим карандашом, а простым и не вдавливай сильно». Ластиком стёр потом и на другую мельницу завёз. А чтобы сами не мололи, то в деревне верхние камни приказано было снять и сдать старосте, что все и сделали. А потом постепенно обратно забрали. Камни нужны были крупу с гречки делать. Вот так, кому как…

Было чем хорошо: у нас, когда наступали немецкие войска, не успели мужчин призвать на войну, и они во время оккупации пахали.

Работа в Германии

Во время войны на работы в Германию только молодежь угоняли. И не всех брали. Как было нашим в Германии? По книгам одно, а на самом деле другое. Сестра жены рассказывала, когда она попала в Германию, ей сначала тяжело было, она на заводе работала: длинный рабочий день, большие нормы, кормили мало. Было плохо. А потом на завод приезжали немки и брали для работы по хозяйству. И её взяли. Хозяйка сказала так: «Будешь кушать то, что и я». Она сказала, что дома так не питалась, и даже пиво пили. У неё было две хозяйки, старая и молодая. У старой муж на фронте был, приезжал только в отпуск. Старая хозяйка возьмет платочек и проверяет, как она пыль протёрла. А молодая её учит: «Ты не будь дурная, протирай на такой высоте, чтобы старая карга не достала». И многие рассказывали, что кто был у хозяев, было нормально.

Мой старший брат был призван до войны в армию, в сорок первом году в мае. Он войну пережил так: их всех «западников» (беларусы, украинцы) собрали и отправили в Свердловскую область. Решили их в армию не призывать, потому что «западники» сдадутся в плен. А уже когда война началась, стали призывать мужчин. Придёт повестка, приходит в военкомат, дадут отсрочку. Так он всю войну по отсрочкам и прожил как гражданский.

Евреи

А с евреями у нас во время войны было так. В Каменце, тогда он был не город, а поселок городского типа, их было очень много. Там евреи ремеслом занимались, овчину выделывали, кузнецы были, а в сельском хозяйстве их почти не было. Когда пришли немцы, им первоначально ввели ограничение – заставили носить знаки различия (на груди и спине желтая тряпочка). Потом их расселили в одном районе (гетто). Всех беларусов и русских выселили, а вместо них собрали евреев и огородили колючей проволокой. Охраняли их, но не сильно, не так, как в кино показывают –проволока в несколько рядов с током, собаки. Натянули её через пол метра, через эту загородь можно было спокойно и выйти оттуда, и туда попасть. Что и делали люди.

Приносили туда еду и меняли на вещи, ценности. Говорят, жители предупреждали евреев, чтобы они убегали из гетто, потому что с ними рано или поздно разделаются. А немцы перед уничтожением выкачивали золото оттуда – давали команду собрать золото на определенную сумму с угрозами наказания за невыполнение. Ну и они собирали, кто кольцо, кто монету, кто что. Через некоторое время опять дают команду. Когда уже нечего было собирать, усилили охрану. Часть евреев расстреляли и закопали в заранее подготовленной яме. Говорят, что земля шевелилась. Это за Каменцем было.

Первая часть — «За польских часув».

Владимир Иосифович рассказывает историю своей деревни. Во многих местечках Беларуси всё было совершенно иначе.